Дети уложены спать. Всегда есть кафе недалеко от дома. Жена наряжается. Вы приходите вдвоем и вместе окунаетесь в теплую, красивую, уютную атмосферу. Садитесь за столик, заказываете пирожное, кофе и начинаете разговаривать. Вокруг много народу, оживление. За каждым столиком своя беседа. Но, заметьте, никто никогда не засыпает в кафе, каким бы усталым туда ни пришел.
Вы пьете кофе, едите пирожные, и жена, ваша милая, принарядившаяся жена, спокойно делится с вами семейными проблемами, и вместе вы находите правильное решение».
Облака оседают росой на придорожные сосны. Легкий воздух наполнен запахами розмарина.
Да, точно, в кафе никто не засыпает. Хорошая идея для будущей семейной жизни. Эх, Гера, я уже знаю столько идей для счастливой семейной жизни, что могла бы осчастливить целое поколение.
Переключаюсь на следующую религиозную волну. Голос раввина слышен не очень хорошо. Помехи из-за того, что дорога проходит в горах. Но слова зацепляют меня, начинаю напрягать слух.
Раввин рассказывает о благодеяниях, которые может совершать человек.
«Правильнее всего жертвовать деньги нуждающемуся так, чтобы он не знал, кто его облагодетельствовал. Человек, берущий подаяние, чувствует себя униженным и должным, но ведь вы жертвуете деньги не для этого, а прежде всего для себя. Как все, что делает человек, он делает в конечном счете для себя».
Опять отвратительный треск в радиоприемнике. « «...Но самое большое благодеяние – помочь человеку найти работу. В таком случае вы даете ближнему свободу, независимость и возможность уважать себя, самому содержать свою семью, а это дорога к удовлетворению своей долей, к покою и счастью...»
Треск опять захлестывает и без того слабый голос раввина, но словно какой-то щелчок раздается в моей голове...
Неужели я позволю лишить Виктора и еще сорок ученых из новых репатриантов возможности работать над вторым проектом? Неужели я могу позволить себе стать причиной мучений и страданий этих людей? И они не будут иметь возможности еще три года заниматься любимым делом, жить в уважении и покое? Нет, конечно! Ни за что, никогда не встану я на их пути.
А деньги? Огромные деньги государства и двух американских спонсоров? Деньги, о которых твердил Швыдко. Но разве предназначение денег не в том, чтобы давать людям возможность жить в уважении и свободе? Нет ничего важнее покоя и счастья человеческой души.
Я еще найду свою сенсационную бомбу. Конечно, найду. Он поможет мне. Как помогал всегда. Мой Великий Всевышний. Я вдруг понимаю, что еще там, в горах Кармиэля, приняла это решение, а всю дорогу просто пыталась убедить себя.
Нет, этому спутнику не суждено бороздить просторы Вселенной.
Сотовый звонит не умолкая. Не хочется просыпаться. Если что-то важное, оставят сообщение, убеждаю себя во сне. Опять звонит. Который час? Может, что-то случилось? Не дай Бог...
– Але...
– Фира, здравствуй, это Алена.
– О! Привет! Ты откуда звонишь?
– Из интерната.
– А... я думала, из Иерусалима.
– Нет еще, но собираюсь приехать.
– Когда?
– В эту пятницу.
– Прекрасные планы. Я тебя встречу на автобусной станции. Останешься у меня на субботу. Можешь?
– Могу.
– Очень хорошо! Отлично! Как у вас вообще дела?
– Нормально.
– Голос у тебя что-то грустный.
– Алешу вчера в армию призвали.
– Как это? Не прошел на аэродинамический?
– Нет. Недобрал в психотесте. Его могли на многие факультеты взять, кроме этого, а он не захотел на другие. В армию пошел.
– В какие войска?
– В боевые. Но точно еще не знаю куда. Сейчас будет проходить курс молодого бойца.
– Понятно. Продержись до пятницы. Не грусти, ладно?
– Постараюсь.
– И выброси из головы свои дурацкие опасения по поводу Алешиных знакомств с другими девушками.
– С другой девушкой.
– Алена, пожалуйста...
– Ладно... постараюсь.
– Что еще? Ты что-то еще хочешь мне сказать.
– Да... Спутник взорвался. Тот, что Алеша делал.
– Надо же. А почему?
– Какая-то авария произошла при выводе его на орбиту.
– Ясно. Жаль...
– Лешка чуть не плакал, когда узнал.
– Бывает. Слава Богу, людей в спутнике не было.
– Да. Это точно. Одни железки дорогущие.
– Приезжай, Аленушка, я буду ждать.
– Приеду.
Выключаю сотовый. Сон как рукой сняло. Взорвался значит. Звоню Вите.
– Привет.
– Привет.
– Поздравляю с успешным завершением проекта.
– Спасибо.
– Когда это произошло?
– Две недели назад.
– Ты все видел?
– Да. Я был на запуске. Хватит, Фира, и так кошки на сердце скребут.
– А что со Швыдко?
– Уволили его через два дня после твоего приезда. Он потом телегу ректору накатал, но Дов объяснил, что Швыдко не справлялся с работой, его уволили, и он мстит за увольнение.
– Слушай, Витя, теперь уже поздно об этом говорить, но почему ты не попробовал тогда, до увольнения, объяснить Швыдко всю ситуацию?
– Ты с ума сошла! Он же коммунист закостенелый... Конченый. У него одна-единственная извилина в башке, и та в виде серпа и молота. Государственные деньги, народные средства... Непрошибаемый чувак.
– Ясно... А как с деньгами на новый спутник?
– Дов сейчас этим занимается.
– Россия будет платить Израилю компенсацию за нанесенный ущерб?
– Да, но это гораздо меньше, чем сумма, которую они получили за ракету-носитель. Короче, не волнуйся, те парни, что продавали, в убытке не остались. Тут у нас с ними полное взаимопонимание. Если бы такое взаимопонимание между Россией и Израилем было на высшем уровне, мы бы уже Белку со Стрелкой на альфа Центавра заслали. Короче, Довчик, он хоть и доктор географических наук, на самом деле заслуживает Нобелевской премии за изобретательность.
– Он – доктор географических наук? Почему же именно он возглавляет проект по конструированию спутника? Мне представляется это не его специальность...
– Фирочка, дорогая, он ведь не конструирует спутник, а только руководит работами... и деньги достает. Добывает... Нам... Ну и себе, конечно.
– И как, успешно?
– Думаю, да. Вчера один из двух пожертвователей к нам из Америки прикатил. Поддержать ученых из новых репатриантов. Русских ругал. Говорит: как это они вас, евреев, облапошили! Отличный дядька. Энергия из него плещет во все стороны! Семьдесят пять лет, а выглядит! Женская половина нашего коллектива вокруг него порхает беспрерывно. Говорят, заряжаются положительным отношением к жизни.
– Помогает?
– Пока да. Завтра жена его прибудет. Может, и наша мужская братия порхать начнет.
– А жене сколько лет?
– Сорок восемь. На фото – словно двадцать.
– Хорошо, что он приехал.
– Очень хорошо.
– Как пацаны? Как Яков – мой новый юный друг?
– Нормально. Бунтует. В первый класс пошел, через неделю забастовку в школе организовал.
– Вот это да! Из-за чего?
– Учительница сказала, что Израиль должен отступить к границам шестьдесят седьмого года, а территории отдать арабам. Он с ней спорить начал. Яков знаешь как спорит, стены трясутся.
Она его из класса выставила, чтобы урок вести не мешал. Он домой приходит, говорит: «Папа, ты мне должен помочь написать три плаката. Нам учительница задала. Завтра игра какая-то будет интересная». Я и написал на больших белых листах то, что он мне сказал: «Да здравствует сильный Израиль!», «Свободу слова!», «Дайте права детям!». Яшка писать-то еще не умел тогда.
– Круто.
– Ага. Меня потом в школу вызывали.
– Ты его ругал?
– Я счастливый две недели ходил!
– Почему?
– Смелый мужик растет. Я бы на такое даже в десятом классе не решился.