.
..хоронили молча, без почестей, даже странно как-то – младший сын вождя, и без почестей, жгли факелы, сидели перед погребальным костром, смотрели в пламя...
.
- ...тысяча золотых, - сказал вождь.
Я не спросил, - за что, я уже догадывался – тому, кто найдет океан, в котором утонул его сын.
- Не надо тысячу золотых, ваше превосходительство, - ответил я, - я знаю, где океан... вернее, где был океан... но теперь его нет.
- Нет?
- Он утонул... океан утонул сам в себе вместе с вашим сыном. Боюсь, мне придется поведать вам немало таких вещей, о которых вы даже не имеете представления...
.
...медленно догорал огонь в камине, вождь смотрел на меня оторопело, будто видел первый раз в жизни, и не знал, верить мне или нет.
- Немыслимо, просто немыслимо... но послушайте... ведь это может быть опасно...
- Не может быть.
- Вы думаете?
- Это просто... опасно.
- Но тогда такие вещи нужно запретить повсеместно... и немедленно.
- Не получится, ваше превосходительство.
Вождь посмеивается в густую бороду, которую с годами все больше укрывает снег:
- Кажется, вы забыли, с кем имеете дело... и забыли, что моя власть безгранична...
- Нет, разумеется, в вашей власти запретить все это... Но скажите, как мы тогда будем жить?
- Что вы имеете в виду?
- Этот замок... это пламя очага... даже вот это вот жаркое из молодого ягненка... где вы видели здесь ягнят? Сыр, молоко... где вы видели здесь хоть одну корову? А чай с молоком есть... и жаркое...
- Из молодого месяца...
- Вот-вот, где вы видели, чтобы из молодого месяца делали жаркое? Ведь это же кто-то придумал... да кто – кто-то, мы все... Наш замок, наш огонь в очаге, наш ужин, наш ужин... а вы говорите... запретить...
Пламя в очаге медленно догорает, я живо представляю себе ярко пылающий камин, - огонь вспыхивает ослепительно, с треском пожирает хворост, облизывает поленья...