— О, это идея! — радостно отозвался заказчик. — Моя мать тоже любит путешествия! Давайте их свяжем между собой, пусть поболтают!
Вот так вот. Шутка, которая внезапно становится правдой и определяет действительность.
— Вы все издеваетесь, да? — Ерофей выглядел очень несчастным. В отличие от всех остальных обитателей офиса он еще не врубился в происходящее и думал, что мы просто все одновременно сошли с ума. — И даже канарейка с вами заодно!
— Думаешь, ее мать еще жива? — старший программист всегда отличался трагичным мировоззрением.
— Нет, она меня просто клюнула, когда я стоял рядом с клеткой!
— А твоя мама разве не говорила, что нельзя в зоопарке приближаться к вольерам с хищниками?
В ответ на эту фразу Ерофей просто кинул в меня бумажным шариком.
И это было ошибкой.
Через пять минут комната напоминала поле боя перед снежной крепостью, где роль снега выполняла бумага, а роль крепостных башен — головы работников. А что, затылок — это очень удобная мишень…
После подобного веселого безумия субботнее свидание с маменькиным сынком уже не казалось таким стыдным и нелепым. Над ним уже хотелось просто смеяться, а не покрываться холодными мурашками при мысли о том, что наш флирт всё это время слушали и фильтровали, раскладывая по полочкам: “сойдет для сельской местности” и “ну уж нет, моя кровиночка достойна большего”.
Поэтому я открыла тиндер и посмотрела в телефон. Буквально одним глазом. В ответ на меня из-под длинной черной челки, тоже одним глазом, смотрел брюнет с интересной бледностью и в рубашке с затейливым воротником, точно какой-нибудь Евгений Онегин.
— Хм, — сказала я и улыбнулась. Таких романтичных образов мне еще не попадалось.
И, надо же, мы совпали!
“Привет! — первой написала я. Веселая атмосфера понедельничного офиса в целом и воинственная канарейка, клюнувшая Ерофея, в частности настроили меня на игривый лад. — Не Евгением ли тебя зовут?”
“Привет! — отозвался телефон всего через полминуты. За это время я не успела ни к кофемашине сходить, ни канарейке портрет очередного претендента толком показать. А ведь как-то уже даже вошло в привычку делиться с ней предвкушением любовных побед… То есть пока что любовных поражений. — Хм. Да, Евгением. А ты не Кассандра ли случайно?”
Господи, неужели ты наконец послал мне мужчину с шутками уровня “до ЧГК еще не дорос, но американские комедии точно перерос”?
“Не, не Кассандра. Потому что угадала именно случайно”.
“Мне понравилось. А то от здешних “привет, как дела, чем занимаешься” уже немного устал”.
“Как же усталость еще не прогнала тебя с тиндера?”
“Возможно, это судьба уберегла меня от удаления анкеты”.
Пф-пф, как возвышенно. А потом он начал писать длинными сложноподчиненными предложениями. И ни одной ошибки. И сердце мое затрепетало.
Ладно, шучу.
Сердце затрепетало в честь того, что к пяти вечера я уже успела закрыть все задачи на сегодня и добила еще одну особенно мерзкую, которую с прошлой недели пыталась есть по кусочкам, как мамонта. И теперь меня переполняло веселье и ощущение свободы. Конечно, завтра упадут новые тикеты, но даже на несколько секунд в понедельник ощутить, что он превращается в умозрительную пятницу — это дорогого стоит.
“А кто тебе из современных поэтов нравится?”
Нет, с такой внешностью он не мог не спросить этого. Я бы удивилась, если бы не. Как говорится, “я жда-а-а-ал этого вопроса”. Беда только в том, что поэзию современную я не очень. Вот Хармса стихи про то, как “Иван Торопыжкин пошел на охоту, с ним пудель пошел, перепрыгнув забор” люблю нежно. “Бородино” еще со школы наизусть помню. А вот в том, что случилось в мире стихосложения примерно с середины двадцатого века, разбираюсь, как свинья в апельсинах.
Поэтому я на мгновение зависла, не зная, что ответить.
Придумать несуществующего автора? Так себе идея.
Честно сказать, что я больше по прозе? Решит, что я недостаточно возвышенна. Почему-то мне пока не хотелось разочаровывать этого романтичного Евгения. Хотелось взглянуть на него хоть одним глазком. Поглядеть, реально ли он по улицам рассекает в рубашке с кружевным жабо и пальто, похожем на сюртук…
И тут спасительная фамилия постучалась в мою память!
“Горалик! — радостно ответила я. — Линор Горалик!”
И даже не соврала.
Всегда нежно любила ее комиксы про зайца ПЦ и его воображаемых друзей. И при этом знала, что она еще и поэтесса…