…Это неправда, что чувство с годами проходит. Если настоящее — оно остается. Острота его может притупиться, свежесть — поблекнуть, но его глубина не станет мельче от того, что людей разделяют годы и километры, обиды и повседневные заботы.
Вот и годы прошли, и тысячи километров легли между ними, и обид было немало, и заботы — маленькие и большие — каждый день одолевали обоих, а любовь осталась. И достаточно было толчка, чтобы все вернулось, чтобы снова были сказаны все слова — такие слова, после которых неизбежен вопрос: что же дальше?
Что же дальше? Сломать две семьи, оставить полусиротами трех детей, перечеркнуть прошлое, которое — хочешь или не хочешь — всегда будет напоминать о себе, как ни старайся его забыть?..
Или все оставить по-прежнему и — пусть уж будет как было?..
Но ведь так, «как было», больше не будет.
Будет вечный укор — хотя бы и молчаливый, — отчужденность и холод в семье, смятение в душе и постоянные мучительные сомнения: не сделана ли ошибка?
Будет прозябание, а не жизнь, со слезами украдкой и неизбежными вспышками взаимных попреков.
И все-таки — что же делать?
Слава — мужчина, он первым должен взять себя в руки. Сказать жестокую правду. Убедить. Такой разговор происходит, становится ясно, что ломка невозможна, что возврата к старому нет.
И они расстаются — на этот раз уже навсегда…
Эту историю я случайно услышал в суде. Галя разводилась с Геннадием. Не для того чтобы соединиться со Славой, — об этом нельзя было и думать. Просто она уже не могла жить с человеком, которого не любила и который был ею так жестоко обманут.
Она рассказала суду все, что случилось с нею, все, что тяготило ее. И Геннадий, находившийся в зале, наверное, только здесь узнал полную правду о своей жене.
Суд развел их, справедливо посчитав, что семья не может быть построена на обмане.
Ушли судьи, разными дорогами ушли Галя и Геннадий. А мы — все, кто находился в зале, — долго не могли разойтись.
Только что перед нами, словно на киноэкране, промелькнула драма сломанной человеческой жизни. И вот он — ее конец. Но конец ли? Ведь и слезы, и горечь одиночества, и тоска — все еще впереди.
В бессонные ночи еще не раз обожжет Галю мысль, что приходила к ней настоящая, большая любовь, о которой мечтает каждый, и что эта любовь так глупо и мелко была оболгана и опошлена. Оболгана и опошлена — ею самой…
Слишком поздно поймет она, что любовь невозможна без веры в любимого, что, если любишь, ничто не страшно: ни смех дураков, ни треп пустомелей, ни коварные советы желающих только «добра».
И что любовь, как бы это ни звучало банально, — дело серьезное. Она требует мужества, гордости, силы. Умения за себя постоять, а не сдаться без боя.
Созрев для любви, человек должен быть готовым и к борьбе за нее — к преодолению тех препятствий, которые сплошь и рядом возникают на нашем пути.
Должен… Но всегда ли готов? Не слишком ли часто верх берет малодушие? Робость? Страх перед сплетней, шепотком за спиной?
И «подвиг» Галиной мамы торжествует над подвигом верности — подвигом, которому не суждено свершиться.
И рассказ о любви — искалеченной и растоптанной — звучит в самом не подходящем для этого месте: в зале суда…
1960
КОЛЬЦО
Только теперь, когда уже далеко позади и начало этой истории, и ее неожиданный конец, и даже тот разговор с глазу на глаз, который дал мне возможность выслушать рассказ глубоко потрясенного человека, — только теперь я отваживаюсь предать ее гласности, изменив — по доброй традиции нашей печати — все имена. Я называю эту традицию доброй, потому что она воистину гуманна, потому что, борясь с дешевой сенсационностью и сплетней, она избавляет и без того страдающего человека от излишних страданий. Да и не только его самого — его близких, его друзей.
Впрочем, кое-кто и с измененными именами узнает эту историю, извлечет из памяти многие подробности, которые некогда казались необъяснимыми. Ведь случилась она не на безлюдном острове, а в большом городе, хотя и давно.
Убийство относится к числу тех чудовищных преступлений, которые разум нормального человека отказывается понять и которые помнятся долго, вызывая самые различные толки и домыслы. Тем более убийство, оставшееся нераскрытым. А к великому горю близких и к стыду тех, кто вел следствие, убийство студента Гусарова на долгие годы осталось загадкой. Это произошло — ни много ни мало — тридцать восемь лет назад, в 1931 году…