Третий довод был еще важнее. Ведь не мог же сторож не понимать, что подозрение едва ли не в первую очередь падет именно на него. Любой на его месте постарался бы инсценировать взлом или как-то иначе обставить кражу, чтобы отвести подозрение от себя.
Правда, этот довод говорил и в пользу Березкина. И он, друг дома, заведомо оказывался в числе кандидатов на скамью подсудимых. Уж он-то, конечно, был достаточно умен, чтобы все предвидеть, и, решившись на кражу, обеспечил бы свои «тылы».
Да, это был довод за Березкина. Но были и доводы против. Следствие сочло, что «против» — больше. Прокурор согласился. И Березкина отдали под суд.
…— Послушайте! — воскликнул он, едва конвой оставил нас вдвоем. — Я совсем ошалел от ваших юридических дефиниций. В этой, извините меня, науке сам черт ногу сломит.
Он вытащил из кармана кипу мелко исписанных листочков и извлек оттуда один, испещренный красными галочками:
— Вот, пожалуйста: «косвенные улики, замыкающиеся в нерасторжимую цепь…» Вы способны объяснить, что это значит?
Я попробовал, но он перебил меня:
— Критерии, критерии!.. Как узнать, какая цепь расторжима, какая — нет? Замкнулась или не совсем?..
Это был не праздный вопрос — ведь против Березкина нашлись только косвенные улики. И мне тоже казалось, что в нерасторжимую цепь они не замкнулись.
— Вот видите, — резко сказал Березкин. — Вы думаете так, я думаю этак, а следователь совсем иначе. Какая же это наука, если каждый может думать по-своему, а проверить ничего нельзя… Уж вы как хотите, а я науку без объективных критериев не признаю за науку…
Спорить с ним было интересно, в нем чувствовался природный дар полемиста, нарочито обостряющего проблему и доводящего доводы оппонента до явного абсурда. Раздражала, однако, его желчь, его грубость, тем более непонятная, что обращался он к своему защитнику, пришедшему, чтобы помочь.
— За вас, — сказал я, — Таманский бьется, как лев.
Он поморщился:
— Лучше бы крепче запирал свои проклятые медальоны. Кто-то украл, а мне страдать.
Я невольно подмечал, как он прячет свой взгляд, как ловко уходит от вопросов по существу. Стоило мне коснуться сколь-нибудь важной улики, он махал рукой:
— Чепуха!
И тут же задавал очередной «философский» вопрос или просил достать научную книгу.
Наша беседа уже подходила к концу, когда я напомнил:
— Против вас еще ваша прежняя судимость. Формально она не в счет, но фактически… Ведь восемь лет назад по странному совпадению вы украли деньги у своего близкого друга!
Березкин вспыхнул:
— Это что — доказательство?..
— Нет, конечно, — сказал я. — Но все же довод…
…За четыре дня до того, как Таманский обнаружил кражу, Березкин «с неустановленным лицом женского пола» приезжал на дачу — их случайно видела из окна своего дома учительница местной школы. «Неустановленное лицо» вскоре стало «установленным». Лина Артемова, чертежница одного московского института, подтвердила, что вместе с Березкиным она ездила на дачу к Таманскому и что медальоны на стене, хоть и мельком, видела своими глазами. Вечер она провела в другой комнате, но Березкин часто отлучался, и тогда из комнаты, где висят медальоны, она слышала какой-то шум.
Правда, на обратном, пути в Москву у Березкина не было ни сумки, ни чемодана. Но медальоны вполне могли поместиться в карманах.
И еще было несколько разных улик. На ящике секретера, где хранилась самая ценная из всей коллекции миниатюра, отыскали-таки след руки Березкина. В его квартире никаких медальонов не оказалось, но зато нашли изогнутый золоченый кусочек металла, который вполне мог быть обломком старинной оправы.
Я чувствовал, как все больше проникаюсь верой в правоту обвинения, но вовремя устыдился: кто меня, собственно, уполномочил выносить Березкину приговор?
— Решитесь ли вы, товарищи судьи, — сказал я в защитительной речи, — вынести обвинительный приговор на основании косвенных улик, которые не замыкаются в нерасторжимую цепь? — Я бросил взгляд на Березкина: ироническая улыбка не сходила с его лица. — Пропажа медальонов обнаружена после приезда Березкина. Но ведь «после» не значит «поэтому» — старое правило логики, известное еще древним римлянам. Не будем от него отказываться, оно выдержало испытание временем. Артемова слышала шум в комнате, но почему непременно это был шум вора? Вообще, в принципе, медальоны могли, конечно, поместиться в карманах. Но где доказательства, что они реально поместились в карманах Березкина? Отпечатки пальцев на секретере оставлены подсудимым, но известно, что он прикасался к этому секретеру десятки, сотни раз. Кто установит теперь дату найденного отпечатка?.. Да, ключ был у Березкина, но не только у него — еще и у сторожа. Наконец, ключ могли украсть, заказать такой же, а потом незаметно вернуть. Или просто сделать с него слепок.