Создать-то создали — но не им.
Когда учреждению или организации выделяют участок, всегда оговаривают, для чего он дается. На какой срок. Но руководители пятого стройтреста, став «хозяевами» земли, почему-то решили, что они — хозяева без кавычек. Что не для студентов им дали этот участок, а для них же самих. Не на пять только лет, а навечно. И что делать они могут на этой земле все что хотят.
А хотели они не так уж и мало. Впрочем, не так уж и много: пожить в свое удовольствие, с комфортом, с размахом, душой отдохнуть и телом, благо место чудесное, пейзаж — дух замирает, а возможностей «наладить быт» сколько угодно: и денег полно (государственных, разумеется), и материалы без всяких ограничений, и рабочие руки. Отдать только приказ — умельцы и мастера исполнят любую их прихоть, искренне полагая, что делают полезное, нужное дело. Откуда им знать, что их обманули и заставили строить «не то»?..
И действительно — на территории студгородка выросло совершенно «не то», Неподалеку от палаток и бараков, где по-прежнему, ни на что не жалуясь, ничего не требуя, летом жили студенты, с неслыханной быстротой вознесся солидный каменный дом со всеми удобствами — для отвода глаз ему дали скучное имя «профилакторий». Комфортабельные квартиры с видом на Волгу пять дней в неделю стояли запертыми на замок, дожидаясь хозяев. Те приезжали по субботам и воскресеньям, заряжались здоровьем, созерцали природу под вакхальные напевы и звон граненых стаканов (хрустальных не завезли). И опять-таки профилактики ради шли вечером в «финскую баньку», которая по всем документам считалась студенческим санпропускником.
Говорят, нелепые эти названия — «профилакторий», «санпропускник» — доставляли гулякам особенно много веселья. Было поистине что-то забавное в контрасте вывески и интерьера — «формы» и «содержания»… Контраст был особенно разителен для непосвященных — сюрприз, которым хозяева угощали гостей, обошелся государству в несколько сот тысяч рублей.
Именно так: в несколько сот тысяч! Когда прокуратура подсчитала веселые эти убытки, оказалось: только «профилакторий» стоил без малого двести тысяч. Да еще «банька» — пятнадцать. А расходы, туманно названные «другими», составили почти полтораста…
«Фактически палаточный студенческий лагерь, — было сказано в обвинительном заключении, — постепенно превращался в курортную зону для руководства стройтреста и почетных гостей, причем впоследствии этот лагерь уже полуофициально стал именоваться в тресте «базой отдыха руководящего состава»…
Бывший управляющий стройтрестом Гущин пришел ко мне во время перерыва судебного заседания — безупречно одетый, элегантный мужчина, светловолосый и голубоглазый, с чуть застенчивой, милой улыбкой. Идет процесс, но он не под стражей, он даже успевает забежать на работу, отдать нужные распоряжения, а потом точно к сроку явиться в суд, занять место на скамье подсудимых в первом ряду, давать показания, нервно поглядывая на часы: его ждут на стройке, надо поспеть хоть на полчаса, хоть на час, и он поспевает, поздно вечером, но поспевает. И так каждый день, потому что он горит на работе, любит свое дело и живет только им. Вот и сейчас, если чем-нибудь он недоволен, то, пожалуй, одним: дело стоит, а ему приходится объясняться со мной, в сотый раз повторяя, как облыжно он оклеветан только за то, что делал добро.
В нем угадывается незаурядность, и верно, все говорят, что это талантливый, опытный инженер. Работал раньше в Карелии, сменил множество должностей, никак не мог ужиться с начальством. Хотелось размаха! Хотелось места, достойного его дарования. Друзья помогли ему, представили в лучшем виде. И вот он пробился сюда, на огромную стройку, занял пост, и дела пошли хорошо, ему помогали, а он скромно пожинал успехи и лавры и старался, старался, старался, чтобы оправдать надежды, не подвести.
Он любил выступать «перед народом» — слегка похвастаться демократизмом, щегольнуть знанием рабочих нужд, посулить золотые горы. «Будем трудиться, — говорил он, — чтобы создать рабочим хорошие бытовые условия. Я бы с радостью дал всем по отдельной квартире. Но не хватает!»
И ведь правда: квартир не хватает. И все же кому мог, тому давал. Щедро и безотказно. Своему шоферу — трехкомнатную и сверх того комнату. Своему управдому — двухкомнатную (кроме отдельного особняка). Своему ближайшему сотруднику Алексееву, о котором речь впереди, — тоже двухкомнатную — без очереди и даже без ордера исполкома.