Сейчас, когда я пишу эти строки, передо мной лежит письмо из одного дальневосточного городка. Три года назад, нечаянно сорвавшись с поезда, погибла девушка — студентка. Вот уже одиннадцатая экспертиза подтвердила решительно: несчастный случай. Но мать не верит, не хочет с этим смириться — ее горе огромно. И она пишет и пишет, называя все новые имена — имена возможных убийц.
Как убедить ее, что не все свершается непременно по злой воле, что сплошь и рядом мы становимся жертвами случая, за который некого карать? Некого и — недопустимо. Потому что несправедливость не утоляет боль, а плодит зло, не смягчает горечь утраты, а ожесточает и унижает…
…Новая экспертиза подтвердила наши догадки. Оказалось, что те изменения в легких, о которых шла речь, бывают и при повреждении костей черепа и вещества мозга. Замкнулось последнее звено в цепи рассуждений, которое имело целью только одно: доказать, что вина Кисляковых не доказана и что, значит, осудить их — нельзя.
Когда уже был принесен протест, когда до их освобождения оставались считанные недели, пришла ко мне Тоня, которая за все эти месяцы стала в нашей консультации частым гостем. Я смотрел на нее, и так мне стало обидно за то, что ее ждет…
— Слушайте, Тоня, — сказал я, — а ведь Николай все равно к вам не вернется.
Я боялся поранить ее, но хотелось расставить все на свои места, чтобы не жила она напрасной надеждой.
— Знаю… — спокойно сказала Тоня. — Это дело решенное. Окончательно. Да и что теперь говорить?! Выхожу замуж… Сыграем свадьбу и уедем. Насовсем…
— Счастливый путь, — сказал я. — Счастливый вам путь, коллега. И спасибо за помощь. Поступайте, Тоня, на юридический. Правда, поступайте, я не смеюсь…
Я-то не смеялся, а вот она улыбнулась:
— Что вы!.. Куда уж теперь?.. Поздно! Буду растить детей…
1969
ПОДВИГ ГАЛИНОЙ МАМЫ
Галя Портнова и Слава Бельский жили в маленьком городе, где все знают друг друга чуть ли не по имени и где ничто не проходит незамеченным — ни беда, ни радость. Их дома стояли на одной улице, и они встречались, наверное, каждый день — в таком городке разминуться трудно.
Они встречались, здоровались и, не задерживая шага, расходились. Не друзья, не враги, даже не знакомые — просто соседи. Так получилось, может быть, оттого, что Слава был юноша слишком серьезный, целиком поглощенный физикой и шахматами и на девчонок — он часто повторял это — времени не хватало. Может быть, мешала разница в возрасте. Галя была на два года моложе его, а в пору юности два года немалого стоят.
Пока существует мир, никто еще не узнал, как прокладывается путь от одного сердца к другому. Сегодня ты этого человека даже не замечаешь, а завтра он для тебя всех дороже. И когда случается так, это зовется любовью.
Так случилось с Галей и Славой.
Однажды Слава — к тому времени уже студент-третьекурсник — приехал зимой на каникулы. Собралось много ребят — все студенты, вчерашние приятели, из одного класса, которых судьба разбросала по разным вузам. Дважды в году встречались они теперь друг с другом — зимою и летом, — и, ясное дело, хотелось быть вместе, хотелось петь, дурачиться, веселиться. Каждый день танцевали до ночи, а потом, чуть вздремнув, убегали на лыжах. На одной из вечеринок оказалась и Галя. К «взрослым» ее пригласили впервые — раньше считалась она малолеткой, не доросшей до такого солидного общества. Теперь уже и она стала студенткой, хоть и первого курса, но все же студенткой, тоже приехала на каникулы, и кому-то — не Славе — пришла в голову мысль ее позвать.
Домой провожал ее Слава. Возле калитки, прощаясь, вдруг сказал:
— Я люблю тебя, Галя.
И она ответила:
— Я тоже.
Легкомыслие? Глупость? Ветер в голове?
Может быть… Но так было.
Они целовались, прощались, расходились, возвращались опять, и все начиналось сначала. А впереди четыре дня, целых четыре дня! С утра они надевали лыжи и уносились в ближнюю рощу. И опять был не знающий удержу бег наперегонки, буйный свист в ушах — то ли от ветра, то ли от счастья, сугробы, в которые хочется столкнуть друг друга, и снежки, которыми нужно друг в друга попасть. И эти остановки с разбегу — чтобы поцеловаться.
А потом вечера в натопленном домике, танцы вперемежку с шутками и провожания, которым нет конца.
Каникулы кончились. Слава уехал в Москву, Галя в Воронеж. И тогда, как водится, в оба конца стали летать письма, сокращавшие расстояния и сжимавшие время. И оно сжалось, сжалилось, поторопилось, пробежало — наступило лето, а с ним — два месяца новых встреч.