— Ох, мать честная! Светать скоро начнет, — спохватился Иван Иванович. — Ну, я пошел, Антон Иванович, спокойной ночи. Спасибо за угощение, хозяйка.
Татьяна Андреевна, стелившая для постояльца постель в боковой комнатушке, не откликнулась. Сухоруков хлопнул дверью, слышно было, как он затопал по крыльцу. Бескуров закурил, чтобы не подать виду, что он страшно устал и хочет спать. Вышла Татьяна Андреевна, сказала тепло и просто:
— Отдыхайте, Антон Иванович, я вам постелила.
— А вы куда же? Это ведь ваша комната.
— У нас еще одна есть, за печкой. Не беспокойтесь, места хватит.
Бескуров поблагодарил, тяжело поднялся, прошел за занавеску.
Очутившись на чужой кровати, он еще некоторое-время разрозненно думал об Иване Ивановиче, о предстоящей работе, о Зое, о хозяйке, которая мыла посуду и убаюкивающе позванивала стаканами, и вскоре заснул…
VI
Бескурову, конечно, не раз приходилось читать в газетах о том, как начинали работу посланные партией в колхозы председатели. Один с первых же шагов брался за строительство, другой — за животноводство, третий делал упор на какую-нибудь особо урожайную и доходную культуру. Будучи в свое время налоговым агентом, Бескуров бесчисленное множество раз встречался с разными председателями, приглядывался к ним, иных даже критиковал, иным давал, казалось бы, дельные советы и удивлялся — почему они тотчас же не выполняли эти прекрасные советы. Разве не ясно им было, что в наших северных колхозах лен и животноводство — самые перспективные и выгодные отрасли хозяйства? И, однако, во многих колхозах эти отрасли далеко не давали того дохода, который получали передовые артели.
Внутренне примирившись с тем, что он уже избран и, следовательно, несет полную ответственность за большое и сложное хозяйство, Бескуров со свойственной ему дотошностью взялся за дела. И сразу же выяснилось, что этих дел, и притом самых срочных, великое множество. В разгаре были сенокос, силосование, подготовка к уборке хлеба и других культур. И если в первое утро после собрания, упорно припоминая разные газетные статьи, Бескуров все еще задавал себе мучительный вопрос: с чего же начать? — то уже на третий день, незаметно окунувшись с головой в беспокойные страдные будни, этот вопрос разрешил просто: начинать надо было с того, что не терпело отлагательства. В конце концов, какому же председателю, да еще новичку, приятно сидеть на предпоследнем месте в сводках, быть в районе «притчей во языцех»?..
На первом же заседании правления Платон Николаевич Звонков серьезно и с видом полной доброжелательности заявил Бескурову:
— У нас, как тебе известно, Антон Иванович, заместителю председателя принято ведать животноводством. Я считаю, что мы отступим от этого шаблона. Тем более, что мне на днях обещали прислать зоотехника, молодого и, надо полагать, энергичного специалиста. Он и будет отвечать за эти дела. Предлагаю поручить мне общее заведование хозяйством, конечно, под твоим непосредственным и прямым руководством. Я имею достаточный опыт, а тебе без завхоза будет трудно. Я не боюсь лишних обязанностей, можешь возложить на меня самые запутанные дела. Например, расчеты с дебиторами и кредиторами, транспорт, строительство, складское хозяйство и тому подобное.
— Не слишком ли много? — недоверчиво покосился Бескуров.
— Я руководствуюсь только соображениями целесообразности, — нисколько не обидевшись и все с той же убеждающей искренностью сказал Звонков. — Ошибка многих председателей состоит именно в том, что они хотят все взвалить на себя. А я хочу освободить тебя от мелочей, чтобы ты мог целиком заняться производством. Допустим, ты решил строить новый скотный двор. Это — принципиально, это решает председатель… ну, понятно, с согласия членов правления. А я, как завхоз, обязан буду заготовить стройматериалы, найти плотников, организовать дело и выполнить директиву. По-моему, вполне разумно.
Он пожал плечами, как бы предоставляя всем убедиться в разумности его доводов. Бескуров обвел взглядом членов правления. Те переглянулись. Лишь бригадир третьей бригады Яков Игнатьевич Прохоров, благообразный, длинношеий, окрестив на впалом животе руки, остался неподвижен, как будто дело его не касалось. Впрочем, никто и не ожидал, что он первый подаст голос. Прохоров любил «заключать» прения и раньше, бывало, делал это после председателя. Матвей Сидорович Овчинников тоже не спешил высказаться — он не любил Звонкова, за глаза называл его «оптиком», что в его понимании означало «пройдоха». И теперь Матвей Сидорович опасался, что хитрый Звонков «заберет власть» и тогда с ним не расхлебаешься. Лучше помолчать, там видно будет.