— Мы к вам по делу, Лена, — начал Бескуров, досадуя на отсутствие хозяйки. — Вот новому зоотехнику квартира требуется, может, мамаша согласится ее приютить. Я понимаю, сама ты не можешь решить, но все же предварительно…
— Отчего же не могу? — усмехнулась Лена и повернулась к Клементьевой. — Вы одни?
— Да… пока одна, — запнувшись, ответила та.
— И деньги будете платить?
— Конечно. Как же иначе?
— Антон Иванович, вы же знаете маму, — как бы оправдываясь, сказала Лена. — А если и деньги, то, пожалуйста, она возражать не будет. Вы что же, насовсем к нам? — снова обратилась она к зоотехнику, прикидывая в уме, подойдет или нет к ее лицу и фигуре фасон Клавиного платья.
— Насовсем, — кивнула Клава.
— М-да, — поджав губы и делая серьезно-лукавое лицо, проговорила Лена. — Колхоз вам попался того… неважнецкий. Я хоть и от МТС работаю, в тракторной бригаде учетчиком, но ихние порядки мне не особо нравятся. — И она искоса взглянула на Бескурова.
— Критиковать каждый может, а ты лучше помоги порядок навести, — сказал он.
— Я и без того помогаю. Ну, ладно, пойдемте, я вам комнату покажу.
— Ну, вот вы и устроились, — сказал Бескуров Клементьевой. — Отдыхайте, осматривайтесь, а там и за дело.
— Спасибо вам, Антон Иванович.
Бескуров повернул к калитке, а девушки вошли в дом. В доме было чисто, уютно, повсюду — вышитые занавесочки и салфеточки, на полу — пестрые домотканые половики. Дверь из кухни вела в «боковушку» — небольшую узкую комнату с одним окном и деревянной кроватью. Лена рассказала, что сначала здесь жила фельдшерица, а после нее учительница, и обе вышли замуж, так что, добавила она с улыбкой, и Клаве не миновать той же дорожки, потому что всем маминым постояльцам ужасно везет. Лена сразу же стала называть квартирантку просто Клавой, и та была признательна ей за это, потому что почувствовала себя гораздо свободнее и легче, чем с Бескуровым. Он, правда, был очень вежлив и внимателен, но все-таки Клава его стеснялась.
— Ну, мне-то уж не повезло, раз колхоз неважнецкий, — пошутила Клава.
— Так то колхоз, а замуж — это другое дело. Ну, как, подходящая комната?
— Конечно. Только согласится ли твоя мама?
— Я с ней договорюсь, не бойся. Ладно, вы пока устраивайтесь тут, а я побегу к своим трактористам, работу приму. — Лена называла Клаву то на «ты», то на «вы», но в общем горожанка Лене понравилась, и она считала, что они наверняка подружатся.
— Ой, я одна не останусь, — испугалась Клава. — Я лучше с вами, а устроиться и после можно.
— Что ж… Только босоножки снимите и платье другое надо.
— Да, да, я сейчас переоденусь.
Клава наклонилась над чемоданом. Лене очень хотелось посмотреть, какие еще наряды есть у зоотехника, но она сочла неудобным подглядывать и вышла из комнаты. Как-то само собой получилось, что она оказалась перед зеркалом и машинально подняла руки, чтобы поправить волосы. Высокая, даже чуть выше Клавы, с выпиравшей из старенькой кофточки грудью, с крепким станом, подвижная и ловкая, она легко поворачивалась перед зеркалом и откровенно любовалась собой, уверенная, что ни в чем не уступит горожанке. Допустим, Клава чуточку стройнее, изящнее и лицо у нее выразительное, особенно карие задумчивые глаза с точечками-бирюзинками, зато у Лены было много других привлекательных черт, о которых она отлично знала — свежесть и ловкость, лукавое озорство, независимый характер. И потом, Клава, кажется, года на три старше, а это кое-что значило. И лицо у Лены было не таким, как у большинства ее деревенских подруг. Она берегла его от прямых солнечных лучей, добиваясь ровного, мягкого загара. Вот и теперь, отправляясь на работу, Лена тщательно натерла обветревшиеся места белым душистым кремом. Затем она сняла домашнюю кофточку и надела другую, голубенькую, с узким кружевным воротничком. В это время вышла из своей «боковушки» Клава, и обе они критически оглядели друг друга.
XII
Когда девушки миновали околицу и очутились на самом краю обрыва, — обе, не сговариваясь, остановились. Внизу расстилался тот самый Согринский луг, по которому Клава проезжала на машине с Бескуровым. Но тогда она была слишком взволнована, чтобы повнимательнее присмотреться и оценить красоту окружающего, а теперь необъятная даль открылась перед ней во всей своей прелести и заставила замереть от восхищения. Огромное зеленое пространство, прорезанное посредине речкой Согрой, а справа окаймленное Северной Двиной, было щедро залито солнцем. Луг весь сверкал и искрился и жил деятельной, разнообразной жизнью. По Двине уплывал к югу, против течения, ослепительно белый пароход, и слабый дымок из трубы почти не был заметен в густом синем мареве, дрожавшем над рекой и над лугом. Желтые квадраты хлебов, далекие деревни, светлые нити проселков, по которым пылили подводы, уменьшенные фигурки работающих то тут, то там людей — все это сливалось в общий зелено-голубой фон и одновременно создавало пеструю живую картину летнего дня, которая показалась Клаве неправдоподобно красивой, а Лене — простой, понятной и обыденной, как из века в век повторяющийся восход солнца. Но и она, поддавшись восторженному настроению новой подруги и как бы ее глазами еще раз окинув луг, с чувством и неприкрытой гордостью сказала: