В ответ с берега донесся насмешливый голос:
— Спасать или сама доплывешь?
Лена оглянулась. На берегу, около ее платья, доставая из кармана папиросу, сидел Володя. Лену и обрадовало, и смутило его появление. Она не боялась купаться с деревенскими ребятами, но с Володей еще не приходилось. Возможно, он думал, что она и воды-то боится. Ну что ж, пусть он убедится, что она не из тех нафуфыренных барышень, с которыми он знался в городе. И Лена поплыла дальше, загадывая, что он предпримет: поплывет вслед за ней или станет ждать, когда она вернется. Мысль о том, что он может уйти, не пришла ей в голову.
Володя полулежал, опираясь на локоть, и делал вид, что его занимают куда более интересные вещи, чем Лена. Например, вот этот воробей, прыгающий с ветки на ветку, или золотисто-черная бабочка. Однако искоса он неотрывно наблюдал за девушкой, а когда она скрылась за ивняком, машинально приподнялся и с досады даже папиросу выплюнул изо рта. «Интересно, долго она тут намерена прохлаждаться? Вот возьму и уйду», — подумал он, но Лена уже плыла обратно, и Володя снова небрежно улегся на землю. Ее платье лежало поблизости, но Володя не заметил его и очень удивился, увидев, что Лена, выплыв на мелкое, идет прямо к нему. Ему, очевидно, полагалось бы отвернуться, но он не мог этого сделать. Сидя как на иголках и растерянно мигая, он смотрел на ладную, сильную фигуру девушки в мокром оранжевом купальнике, смотрел и нелепо улыбался, недоумевая, почему ему и радостно, и неловко, и как-то тревожно, словно сейчас должно было случиться нечто необычайное. Они были здесь одни, а наедине Володя всегда несколько стеснялся Лены. Ах, черт возьми, какая она необыкновенная и красивая! Такой он ее еще не видел. Солнце, река, кустарник, сверкающий веер брызг — и в центре всего этого она, выходящая из воды, словно прекрасная русалка…
Лена видела, что Володя не может оторвать от нее глаз, но это ничуть не смутило ее. Она подошла уже совсем близко к берегу и только тогда заметила, что взгляд У Володи растерянный и откровенно ласкающий. Ей стало приятно и тепло от этого взгляда. И в то же время легко и весело. Она нагнулась и, захватив пригоршнями воду, обрушила на Володю тысячи брызг. Он вскочил, отряхнулся и миролюбиво сказал:
— Ну, хватит. Одевайся, а то я уйду. На работу опаздываю.
— Можешь уходить. Пожалуйста. А пока отвернись, я оденусь.
Володя нехотя отвернулся, ища в кармане брюк папиросу. Через пять минут они шли рядом по тропке, отгоняя ветками назойливых комаров. Володя был чуть выше Лены, шире в плечах. Шелковая, но уже изрядно пропыленная и кое-где в масляных пятнах тенниска плотно облегала мускулистое загорелое тело. Он редко надевал комбинезон и тем броско отличался от остальных трактористов. Брюки Володя каждый раз не забывал класть под матрац, и они всегда выглядели как только что выглаженные. Мягкие длинные русые волосы были неизменно аккуратно причесаны. Лицо — чуть скуластое, но симпатичное, особенно голубые глаза, смотревшие на мир весело, задорно, а иногда и зло.
Володя шел широким шагом, так что Лена, на ходу расчесывавшая волосы, едва поспевала за ним. Наконец, не вытерпела, сказала с сердцем:
— Тебя, случайно, не булавкой кто подкалывает? Ну и беги, а мне не к спеху.
— Мишка же ругаться будет, ежели опоздаю, — отозвался Володя.
— Как бы не так! Он уже норму давно перевыполнил, лишние двадцать соток ему не помешают.
— Как перевыполнил? — сразу убавляя шаг, спросил он. — Ты откуда знаешь?
— Так я же была у него. Ты хоть и считаешься старшим на машине, а Мишка тебя который день обставляет.
— Ерунда. Случайность, — пробормотал Володя; он сбоку взглянул на Лену, заметил на ее губах следы насмешливой улыбки, мрачно сказал: — Ты-то за него радуешься не по старой памяти? Знаю про ваши шуры-муры, слыхал.
— Это про какие же шуры-муры? — сузила глаза Лена. — Что же мне и подойти к нему нельзя? Это по какому же праву, интересно знать?
— Ладно, разговаривай с ним сколько хочешь, мне-то что? — злясь не столько на нее, сколько на своего удачливого напарника, сказал он. — Не в разговорах дело. Ты и танцуешь все время с ним, как будто других ребят нет.
— Не писал бы своей Любе, и я бы не танцевала.
— Люба тут не при чем.
— Знаю, как ты по ней сохнешь. Пишешь чуть не каждый день, всем известно. Нужен, ты ей, как же! Одно письмо за полгода. Ты, наверно, уж до дыр его зачитал и слезами промочил, признайся.