— Как это нечего? — возразила Анна Михайловна. — Да как мы требовали-то, Татьяна Андреевна? Так, пошумим промеж себя, а чтоб добиться чего — этого не было. Ну, правда, когда и говорили, то слушали нас худо, все по-старому оставалось. Теперь, при новом-то председателе, знать, по-другому будет. Вот и животехника нам прислали — тоже подмога (Клава и Татьяна Андреевна не могли скрыть улыбки: очень забавным показалось им это неожиданное и в то же время многозначительное слово «животехник»). Только я опять повторяю: самим надо лучше работать. А то вот вчера Дуська прогуляла где-то, утром совсем не пришла, какую корову успели подоить, какую, может, и нет — ладно, сойдет… А раз ты здесь бригадир, значит, должна за порядком смотреть, спрос с нее учинить.
— Я ей сделала замечание, а что же еще? Может, коров надо было за нее доить? — изогнув черную бровь, с вызовом сказала Татьяна Андреевна.
— Замечаний-то у нее, поди, уж сто набралось…
— Так что же, выгнать ее?
— Я и сама уйду, — крикнула Дуся. — Давно прошусь, чего же не отпускаете?
— Никуда ты не пойдешь, не кричи. А исправляться надо, до каких пор в бирюльки будешь играть? — строго сказала Анна Михайловна и села. Дуся яростно взглянула на нее, однако промолчала.
— Вы будете говорить? — официальным тоном обратилась к Клаве Татьяна Андреевна.
Клава кивнула, перебирая в уме, что же сказать. Конечно, настроение у доярок сейчас иное, чем в начале, но ясно, что Анна Михайловна не смогла убедить их до конца. Слишком уж неожиданно и непривычно то, что от них требуют. Да и сама Анна Михайловна опять потупила глаза, словно стыдясь собственной смелости. Но, так или иначе, Клава не сомневалась, что старая доярка поддержит ее, а это многое значило. И Клава сказала:
— С сегодняшнего дня, девушки, мы часто будем вот так собираться и сообща решать, что надо сделать, чтобы удои не падали, а росли. Во-первых, заведем строгий учет — кто сколько надоил и от какой коровы. Зеленую подкормку введем обязательно — без нее все наши старания пользы не принесут. Вы и сами понимаете это… Утреннюю дойку будем заканчивать в половине шестого, не позже…
Ее перебило сразу несколько голосов:
— А дом на кого бросить?
— Другие в девять часов на работу выходят, а мы, значит, на особицу?
— Печку истопить, скотину прибрать — все сама, помощники-то у меня еще под стол бегают. Что же мне, разорваться?
— Вам дородно одной-то: туфельки обула и готова…
Все это тоже было знакомо Клаве: недаром она выросла в деревне. Столь явное противодействие придало ей решимости. Переждав гомон, она тем же ровным голосом повторила:
— Утреннюю дойку будем заканчивать к половине шестого, иначе никак нельзя. В общем, девушки, дел много. Не сделаем мы — кто же за нас сделает? Начнем сперва с распорядка дня, а там и за остальное. Ваши претензии я правлению передам, станем добиваться, чтобы они были выполнены. Все в наших руках. Неужели не осилим?
Клава с надеждой оглядела доярок. Ответом ей было тягостное молчание. Затем произошло то, чего Клава никак не ожидала: доярки, сидевшие ближе к дверям, поднялись, поспешно стали расходиться. Вышла из молокоприемной и Анна Михайловна…
XV
До сих пор Клава думала, что все самое тяжелое и мрачное, что могло случиться в ее жизни, уже случилось, пережито и не повторится никогда. Она считала себя теперь достаточно опытной, у нее была ясная цель, вернее, две цели, слившиеся в одну, — работая, воспитать сына, вырастить из него честного, хорошего человека. Клава определила эту цель давно, почти сразу после разрыва с Борисом, и с тех пор неуклонно стремилась к ней. Многого она уже сумела достичь: наконец-то окончен техникум, получена самостоятельная работа, а дальше, казалось ей, все пойдет легче и проще. Самым трудным было получить специальность, и вот она имеет ее. Торопясь в колхоз, Клава говорила себе: я выросла и долго жила в деревне, знаю тамошних людей я их заботы, ничего необычного или страшного не увижу, особенно теперь, когда у меня есть знания и некоторый жизненный опыт.
И все-таки действительность если и не опрокинула, то сильно поколебала ее веру в свои силы и способности. Это был экзамен посерьезнее, чем в техникуме. Если там всегда под руками были учебники, то здесь никто не скажет ей, почему, например, ушла с собрания Анна Михайловна Хребтова, так прямо и откровенно рассказавшая о недостатках на ферме? Клава так на нее надеялась! Вот с Татьяной Андреевной как-то яснее: та сама заявила, что работа на ферме ее не устраивает и вообще «все надоело». Дуся кричала просто потому, что ей нечего было сказать в оправдание, а к тому же она отлично знает: доярки в колхозе наперечет, заменить ее будет трудно. И многие так рассуждают: плохо работаем — увольте, сделайте милость, жаловаться не будем…