— Ну, это совсем уж плохо. Впрочем, — Бескуров улыбнулся собственным мыслям, — бывает и так, Костя. Хотя и глупо это, а бывает. Ладно, я позвоню в МТС, к прокурору Володю вызывать не стоит. И без того парень переживает.
— Вот за это спасибо, Антон Иванович, — обрадовался Костя. — Я с Володей потолкую, выясню, чем он дышит. Наказать можно и своими силами, ну, там приказ написать, выговор дать, что ли. Он же сам поехал в деревню, ни с чем не посчитался, это тоже надо учитывать. А потом, вы глядите, Антон Иванович, — Костя показал на стоявшую неподалеку жатку-самосброску, — это он ее ремонтировал, сегодня я на ней работать буду. Парень же на все руки, а ошибиться каждый может.
— Вот именно, — кивнул Бескуров. — Так ты думаешь, с Леной у него совсем разладилось? А может, и не было ничего? Иначе Лена не побежала бы в МТС жаловаться.
— Нет, все равно побежала бы, Антон Иванович, — решительно сказал Костя. — Такая уж она, черт ее знает. А тут, выходит, Володя и ее обманул, потому что при ней все дело было, а он все-таки не сознался.
— Пожалуй, ты прав. Ох, и некстати же этот нелепый случай! Не сегодня-завтра шефы с завода приедут, про Володю могут дознаться, а это уж совсем лишнее. И им будет неловко, и ему тоже — ихний ведь посланец, сам понимаешь. Ты вот что, Костя… хоть Володя и не в твоей организации, ты его из виду не упускай, а то когда там еще в МТС о нем вспомнят.
— Ладно, Антон Иванович, — серьезно сказал Костя. — Я и за Ленкой пригляжу. А вообще-то, по-моему, давно бы надо всех механизаторов в нашу организацию влить, больше бы порядка было. Работаем вместе, а подчинение разное. Мы бы не хуже МТС и техникой, и людьми распорядились.
— Наверняка не хуже, — подтвердил Бескуров. — Да силенок у нас пока маловато — такую ответственность на себя брать. Подожди, окрепнем немного, все у нас — и земля, и техника, и квалифицированные кадры — в одних руках будет. А тогда мы развернемся!
— И воспитанием механизаторов МТС слабо занимается, — продолжая свою мысль, пожаловался Костя.
— А боевой листок? — кивнул Бескуров на щит. — Это не воспитание?
— Один листок за все лето, подумаешь! Да и то, небось, Ленка писала.
— Ну, а мы-то с тобой на что? Вот и давай воспитывать таких, как Володя, на то мы и поставлены здесь комсомолом и партией.
— Володя — это еще полбеды, — сказал Костя, польщенный тем, что Бескуров поставил его в один ряд с собой и вроде бы похвалил. — У нас похуже типы есть. Да вы же знаете, один Петр Саватеев чего стоит…
— Знаю, — оживился Бескуров; он привстал, глянул на поле, по которому медленно, но безостановочно полз комбайн, снова сел на жернов и с улыбкой продолжал: — Позавчера я с этим Саватеевым, так сказать, вплотную познакомился. Действительно, тип… Захожу к нему во двор, время примерно обеденное. Поперек дверей — коромысло. Значит, думаю, жена и дочь его на работе, а где — это вопрос. В бригаде-то их во всяком случае нет. Прохожу мимо крыльца, гляжу — сарай распахнут, а в нем сам Саватеев навоз убирает, да так истово, будто на аккорд работенку взял. А костыль, между прочим, рядом валяется. Увидал меня, сейчас же вилы в сторону, костыль в руки, спрашивает:
— Здравия желаю, товарищ председатель. Чем обязан столь почетному посещению?
— Да вот, говорю, зашел проведать, как живешь, как здоровье. На здоровье, видать, жалоб нет, а про жизнь мы и сами кое-что знаем. Веди-ка, говорю, на сеновал, поглядим, сколько ты сена наготовил.
Саватеев спокойно отвечает:
— Пожалуйста, глядите, но имейте в виду — сено законное, мне правление разрешило косить за грабли и прочий инвентарь, который я колхозу отдал.
— Ты не кустарь-одиночка, чтобы своему колхозу грабли продавать, — говорю ему. — Самовольно косить тебе разрешал прежний председатель, а не правление. Придется исправить ошибку. Сено мы оприходуем, а ты получишь от него десятую часть. Конечно, если у твоей семьи имеются сенокосные трудодни, колхоз выдаст сено и на них.
— Какие могут быть трудодни у инвалида? — кричит Саватеев и трясет костылем чуть не перед самым моим носом.
Я прошу показать медицинскую справку, а он свое: «Вот моя справка!» — и размахивает костылем. Я знаю, у него есть давнишняя справка об инвалидности, но она уже два года как не подтверждалась врачебной комиссией. Спрашиваю — где жена и дочь, почему они тоже не работают в колхозе. «Спросите у них, они взрослые…» В таком случае, говорю, придется урезать вашу усадьбу, а кроме того, лишить скот колхозных выгонов и других привилегий, которыми пользуются честные колхозники. Тут Саватеев вовсе вышел из себя. «Это, — кричит, — беззаконие, я буду жаловаться. За что же тогда кровь проливали? Приехал тут и распоряжается. Инвалида войны вздумал обижать…» Ну, и так далее. Когда накричался, я попробовал его убедить, что сейчас в колхозе выгоднее работать, чем вот так промышлять. Это факт, Костя. Если справимся со льном, уберем вовремя хлеб, повысим надои, вообще наведем в хозяйстве порядок — выдадим на трудодни и денег, и зерна, и сена больше, чем в прошлом году. Животноводам мы уже сейчас выдаем аванс, осенью будут получать и остальные… Однако Саватеев уперся, как бык. Под конец я предупредил: если завтра все трое не выйдут на работу, правление применит Устав. На том и расстались…