В этом месте река сильно обмелела, обнажив длинную песчаную косу. Вспененные песчаные гребешки, словно подгоняемые легким ветерком, бежали навстречу девушкам, и Люба долго не могла оторвать взгляда от этого ласкового желтого прибоя. По нему хотелось пробежаться босиком, а потом лечь и греться в его сыпучих волнах, пока светит солнце.
И какая-то волнующая, нежданная гордость пробудилась в Любином сердце, когда одна из девушек звонко запела:
Встреченные у околицы детворой, девушки быстро нашли контору колхоза. Люба, как старшая, пошла в контору, а остальные расположились перед окнами, чтобы подкрепиться после дороги прихваченной из дому снедью.
Люба сразу узнала Бескурова и невольно спряталась за спину чернобородого колхозника, сидевшего недалеко от дверей. «Боже мой, как я могла забыть, что он здесь? Ведь Зоя сто раз мне об этом твердила. А может, он не узнает меня? Нет, обязательно узнает, ведь прошло совсем немного времени…»
Помимо того, что ей стыдно и неловко было вновь встретиться с Бескуровым после того злополучного вечера, Любу еще больше страшило, что он начнет расспрашивать ее о Зое. Но бежать было некуда да и глупо. В конце концов, она попросит дать им работу и сейчас же уйдет, а потом уж она найдет возможность избежать с ним встречи. Несколько успокоившись, Люба стала осматриваться и прислушиваться к тому, что тут происходило.
В конторе сидело несколько мужчин: один чернобородый, жилистый, в сатиновой рубахе (тот, за которого Люба пряталась), другой в полувоенном костюме, в хромовых сапогах («наверно, уполномоченный, — решила Люба), третий длинношеий, с маленькой лысой головой, с благообразным невозмутимым лицом. Бескуров за что-то отчитывал лысого, а тот плавно разводил руками, негромко, с выражением полной непричастности ко всему случившемуся, ответствовал:
— Поломки у всякого могут произойти, известно, машина — не человек. Дайте запчасти, мы живо все оборудуем, от других не отстанем.
— Вы уже отстали, Яков Игнатьевич, — все более хмурясь, говорил Бескуров. — Придется теперь переправлять комбайн в Ельники.
— Мы справимся своими жатками, дайте только запчасти, — сказал лысый.
— Платон Николаевич, — обратился Бескуров к «уполномоченному». — Съезди в сельхозснаб, раздобудь запчасти во что бы то ни стало. А комбайн, видимо, придется все-таки переправлять.
— Нет никакого резону, Антон Иванович, — вмешался чернобородый. — По ихней дороге он два дня до Ельников пробуксует, время упустим. Дельнее перевезти туда нашу жатку, пущай Костя им подсобит. — Чернобородый неодобрительно взглянул на лысого и добавил: — Что-то у них каждый год в это время машины ломаются… Я, бывало, уж весь хлеб в поставки отвезу, а они только разворачиваются.
— Типун тебе на язык, Матвей, — огрызнулся лысый. — Я да я, а у самого одна шлея. Не нужен мне твой Костя, на своем поле без тебя управимся.
— Поле-то общее, а не твое, — сказал чернобородый. — Нет, Антон Иваныч, лучше тебе самому туда съездить, поглядеть, что и как. На слово не полагайся.
— Ладно, — кивнул Бескуров, — выясним все на месте. Костя поедет со мной. Еще что? Да, запчасти. Сейчас же, Платон Николаевич, поезжай в город. Комбайн пока пусть работает у тебя, Матвей Сидорович. Ну, пошли.
В эту минуту в контору, пропуская мимо себя выходящих мужчин, вошла высокая светловолосая девушка в простеньком ситцевом платье и в стоптанных запыленных туфлях на босу ногу. Она заговорила еще от дверей:
— Антон Иванович, к нам шефы пришли, а вы ноль внимания. А, вот вы где! — улыбнулась она, обнаружив Любу. — Ну что, говорили с председателем?
— Да нет, — зябко дрогнув плечами, сказала Люба и поднялась со скамьи. — Он занят был.
Бескуров, не скрывая удивления, протянул Любе руку.
— Здравствуйте. Где же это вы прятались? Вот так встреча. Как же вы к нам попали?
— Я не одна, нас тут группа девушек с завода, — стараясь овладеть собой, ответила Люба.
— Знаю, что группа. Но вы-то как?.. — Он взглянул на Клаву и переменил разговор. — А механики ваши пришли? Директор обещал послать специалистов — ферму механизировать.
— Они, наверно, завтра будут, я точно не знаю.