Она засуетилась, собирая на стол.
— Все одна? Замуж не собираешься? — спросил Борис, искоса оглядывая себя в зеркале.
— Куда мне! — махнула рукой Паша. — Раньше не вышла, теперь уж поздно.
— Ничего не поздно, девка ты видная, зарабатываешь порядочно. Подожди, я присмотрю тебе жениха, довольна будешь.
— Нет уж, я как-нибудь сама. Ты свою жизнь устраивай.
— Устрою, не беспокойся. Второй раз не ошибусь.
Паша вздохнула и достала из-за комода пол-литра.
— Выпьешь с дороги? — вопросительно посмотрела она на брата.
— Давай, — согласился Борис. — В школе у нас насчет этого строго было. Как там наша мать живет-может?
— Все так же. Приходила недавно, просила помочь картошку выкопать.
— Меня, пожалуйста, от этого увольте, не могу.
— Я отпуск возьму, схожу. Одной ей все равно не сделать.
Борис выпил одну, затем вторую рюмку, но закусывал вяло, на вопросы сестры отвечал рассеянно, коротко.
— Трудно было учиться?
— Смотря для кого. Для меня нетрудно.
— Куда ж теперь тебя назначат? Многих за это время в колхозы послали, может, и тебя туда? Ты ведь недавно из деревни, дело, скажут, знакомое.
— Мало ли что! — раздраженно сказал Борис. — Я им не для того учился, чтобы в деревне все знания растерять. Ежели бы я захотел, мог бы в областной газете остаться, да не захотел из принципа, поняла?
— Да мне-то что? — смешалась она. — Тебе виднее… Налить еще?
— Нет, хватит, — вдруг отказался Борис, хотя перед тем намеревался выпить третью рюмку. — Ты, случайно, Клаву не встречала? Не заходила она к тебе?
— Что ты, разве она пойдет? Видела как-то на улице, так она и не поздоровалась. А я-то тут при чем?
— Конечно, не при чем, да тебя никто и не обвиняет… Ладно, сестра, спасибо за угощение, хочу по городу пройтись, посмотреть, что и как… Может, в парке задержусь, так ты не жди, ложись.
— Клавка-то сама в колхозе, а Женя с бабушкой здесь, — как бы между прочим сказала Паша.
— Чего же она их в деревню не берет?
— Возьмет, как только обживется. Ясно, не станет там одна жить.
— Да, я так и знал, что она этим кончит. Таким, как она, и образование не поможет. Ну, я пошел.
— Зайдешь к ним?
— Не знаю. Вряд ли…
Борис соврал: его обуревало нетерпение посмотреть на сына. Клаву он не рассчитывал застать дома, и это радовало его. Главное — увидеть сына, а потом и с Клавой разговаривать будет легче. Правда, перед ней Борис не испытывал особой неловкости и был уверен, что она не станет ворошить старое, но все-таки встреча с Клавой волновала его. Что ни говори, а она, наверное, переменилась за эти годы. Той, прежней Клавы, Борис не боялся, а этой, новой, еще не знал.
Он зашел в ближайший магазин и купил конфет и плитку шоколаду. Затем свернул с проспекта в переулок, миновал Комсомольский сквер и очутился на тихой, уставленной деревянными одноэтажными домиками улице. Здесь каждый отрезок тротуара и каждый дом были знакомы ему. А вот и длинное, барачного типа, здание с многочисленными окнами и узкими простенками. Во дворе играли ребятишки. Борис издали несколько минут смотрел на них, надеясь узнать среди играющих сына, но потом сообразил, что вряд ли бабка отпустила бы маленького Женю без присмотра. Ведь ему шел всего третий год… Самым трудным для Бориса было пройти мимо окон и не встретиться с теми, кто знал его. До второго крыльца было метров тридцать, не больше, и Борис, нагнув голову, не оглядываясь, почти пробежал это расстояние. В тамбуре он перевел дух, осторожно заглянул в полутемный коридор. Кажется, никого. Налево, в конце коридора, располагалась общая кухня, там какая-то женщина стирала белье, стоя спиной к Борису. Он незаметно прошмыгнул мимо. Наконец-то знакомая дверь. Не дождавшись на свой стук ответа, Борис в нетерпении взялся за ручку и переступил порог.
В комнате никого не было. Но это не смутило Бориса. Теперь, когда посторонние не могли его увидеть, он почувствовал себя гораздо увереннее. Да, это была та самая комната — все осталось в ней так же, как и два с половиной года назад. Стол в простенке, между окнами раздвижная ширма, за которой стояла кровать Клавы, этажерка с книгами, фотографии на стенах. Вот тут висела его карточка в рамке — теперь ее нет. Зато чуть повыше бросался в глаза увеличенный снимок Жени, как видно, недавно сделанный, потому что он сидел за маленьким столиком, чинно опершись подбородком на маленькую ладошку и смотря на мир строго и серьезно, будто взрослый. Сердце Бориса дрогнуло, когда он уловил в лице ребенка что-то свое, отцовское. Но все же больше было в нем материнского, особенно разительно напоминали Клаву глаза и подбородок. Борис долго не мог оторвать взгляда от снимка, потом спохватился: хозяев нет, он должен выйти. Но раз комната не была заперта, значит, бабушка где-то поблизости и скоро придет. В конце концов, он не чужой здесь, имеет право посидеть, пока она явится. Вот было бы здорово, если бы сейчас вбежал сынишка и этак строго спросил: «Вам, дяденька, кого?» Наверное, он на дворе и можно ожидать, что не в меру услужливые соседи сообщат ему, что пришел папа. Не может быть, чтобы Бориса никто не видел, когда он проходил мимо окон.