— Не понимаю, — высоко вскинув левую бровь, сказал Лысов.
— Звонков не тот человек, который нужен колхозу, — жестко проговорил первый секретарь. — Много слов, много прожектов и самоуверенности, но нет главного — упорства и методичности в достижении цели. Короче, любит пустить пыль в глаза, а нам не это требуется. Верно, часть колхозников стоит и будет стоять за него горой, но большинство выступит против. Дешево нажитая популярность недолговечна. — Чувствовалось, что Комаров знает о Звонкове больше того, что сказал, и Бескуров хотел, чтобы он дал полную характеристику человека, с которым предстояло вместе работать, однако Василий Васильевич внезапно спросил: — Так, значит, вы твердо решили, Антон Иванович?
— Конечно, как же иначе?
— А жена как, возражает?
— По-моему, это не имеет значения, — смутившись, ответил Антон.
— Имеет, и очень большое, — возразил Комаров. — Надо ее убедить. Впрочем, это дело личное, чужие советы тут ни к чему. Сегодня в шесть вечера у нас бюро, прошу явиться в шесть сорок. Там и договоримся, как вам действовать на первых порах.
Бескуров поднялся, встал и Лысов, держась за спинку стула, мрачно проговорил:
— Имейте в виду, Василий Васильевич, я вынужден буду на бюро голосовать против. Мотивы я высказал…
— Это ваше право, пожалуйста. Но вряд ли это пойдет на пользу делу, — сухо заметил Комаров и взялся за телефонную трубку.
IV
Однако Лысов не голосовал ни против, ни за, он воздержался. Остальные члены бюро, в особенности председатель райисполкома Дмитрий Егорович Атаманов, горячо поддержали первого секретаря. Атаманов попросил Бескурова подождать до перерыва и потом долго говорил с ним о положении в «Восходе», откуда недавно вернулся. Бескуров пришел домой поздно. Зоя уже лежала в кровати, может быть, спала, а может, и нет, но глаз не открыла. На столе был собран ужин. Антон, бесшумно переставляя посуду, наскоро поел, закурил перед сном последнюю папиросу. Итак, все было решено. И как всегда в таких случаях, Антона уже лихорадило нетерпение: скорее бы к делу. Изберут его или нет — хотелось узнать это тотчас же, неизвестность тяготила. Но он не мог выехать завтра, предстояло еще уладить немало всяких дел в городе.
Эти два дня перед отъездом Антон редко видел Зою. Она как будто примирилась с решением мужа и больше не пыталась отговаривать его. Она или молчала, или отвечала на вопросы односложно, рассеянно. Ее привычной фразой стало: «Делай, как знаешь…» Движения были вялыми, словно скрытая болезнь подтачивала ее. Антон чувствовал — что-то в их отношениях круто и непонятно изменилось. Не стало той теплоты и искренности, которые были раньше. И он не знал, как помочь ей, что сделать, чтобы все было, как прежде.
Прощание вышло сухим, гнетущим. С тяжелым сердцем поехал Бескуров в колхоз, не зная даже, когда он сумеет опять побывать в городе, дома. И не раз по дороге в его душе шевелилась предательская мыслишка: «Уж лучше бы не избрали, стыда в том нет…»
Но его избрали. Слишком хорошо знали колхозники Бескурова, выходца из деревни, не раз работавшего с ними бок о бок в горячие дни уборки или сева. Правда, были и споры. Несколько голосов в задних рядах настойчиво выкрикивали имя Звонкова. Сам Звонков сидел в президиуме, спокойный, бесстрастный, как будто все происходящее его никоим образом не касалось. Бескуров с любопытством приглядывался к нему. С виду Звонков походил на тех районных работников, которых уже редко встретишь: защитного цвета полувоенный костюм, такая же фуражка, хромовые сапоги, потертый тугой портфель, неизвестно зачем понадобившийся и неизвестно чем наполненный. На некрупном, досиня выбритом лице — деловито замкнутое выражение, очевидно, усвоенное и прижившееся с давних пор. С Бескуровым Звонков вел себя сугубо официально, с остальными — просто, даже фамильярно, но с явным оттенком превосходства.
Председательствовавший на собрании секретарь парторганизации Иван Иванович Сухоруков, постучав карандашом о графин, чтобы утихомирить шум, предложил:
— Давайте, товарищи, голосовать, а то нам до утра не договориться.
Сразу раздались крики:
— В самом деле, нечего волынку тянуть.
— Пусть Антон Иванович слово скажет.
— Чего говорить? И без слов человека знаем.
— Звонкова первым на голосование ставьте, нечего там…
— Не было такого уговору…
— Бескурова в председатели! — дружно громыхнули первые ряды.
Тогда поднял руку Звонков. Шум несколько стих. Спокойно пригладив ладонью седоватый ежик на голове, Звонков сказал: