— То есть, как это оскорбительно? Поясните, — попросил Комаров.
— В личной беседе и затем на собрании он отозвался обо мне как о бесчестном карьеристе и демагоге. Он даже заявил, что я будто бы в близких отношениях со своей квартирной хозяйкой и поэтому не хочу везти в деревню жену.
— Возмутительно! — хлопнул ладонью по столу Атаманов.
Лысов лишь холодно взглянул на него и промолчал.
— Так, — хмуро сказал Комаров. — А все же почему вы до сих пор не перевезли семью в колхоз?
— Потому, что жена категорически отказалась переезжать.
— Странно, — пробормотал Атаманов. — Чем же это вызвано? Разлюбила она тебя, что ли?
— Вернее сказать, она и не любила меня, — тихо, но твердо ответил Бескуров.
— Странно, странно, — покачал головой Дмитрий Егорович. — Такие вещи, конечно, бывают в жизни, но все же… Так-таки и отказалась наотрез? — снова спросил он, все еще не веря.
— Да.
— Понимаете, Василий Васильевич, в таких случаях даже и посоветовать не знаешь что, — как бы извиняясь и в то же время давая понять, что этот деликатный вопрос не стоит сейчас обсуждать, сказал Атаманов.
— Сам разберется, не маленький, — скупо улыбнулся Комаров. — У вас все, товарищ Бескуров?
— Как будто все, — облегченно сказал Бескуров и хотел уже сесть, но тут ему задали вопрос:
— А как насчет коллективной выпивки?
— Какая же это выпивка, да еще коллективная? — смущенно произнес он. — Просто выпили, чтобы согреться и поговорить с ребятами по душам. Возможно, не надо было этого делать, но тогда мне в голову не пришло, что меня могут обвинить в совращении молодежи. Таких ребят рюмкой не совратишь. Чудесный народ, ей-богу.
Даже Комаров не смог удержать улыбки. В кабинете зашушукались. Один Лысов сидел неподвижно, саркастически скривив губы.
— Вопросов больше нет? Кто желает говорить?
— Разрешите, Василий Васильевич, — приподняв руку, громко, четко, требовательно произнес Лысов. Он отодвинул подальше стул, выпрямился во весь свой рост, помолчал секунду, словно собираясь с мыслями, и веско заговорил, обращаясь в основном к одному Комарову. — Как выглядит, товарищи члены бюро, поведение молодого, недавно рекомендованного райкомом на ответственный пост товарища Бескурова в свете тех требований, которые предъявляет сейчас наша партия к колхозным кадрам? Весьма и весьма незавидно. Это, по-моему, ясно всем присутствующим, за исключением самого Бескурова. И это очень печально, товарищи. Бескуров пытался уверить нас, будто все, за что его резко и справедливо осудили колхозные коммунисты, это пустяки, о которых даже и говорить не стоит. Дескать, все, что он творил единолично и самовольно, шло только на пользу колхозу. Посмотрим, так ли это на самом деле. — Тут Лысов сделал короткую паузу, приготовляя слушателей к дальнейшему. — К великому сожалению, далеко не так. И утверждаю это не я, а факты, многие свидетели этих фактов. Возьмем сенокосные участки, якобы заброшенные и неиспользуемые. По чьей вине неиспользуемые? По вине тех же бесхозяйственных руководителей колхоза. Бескуров, конечно, знал, что в этом году с него потребуют отчета за каждый невыкошенный клочок сенокоса. В частности, я лично предупреждал его об этом. И какой же он нашел выход? Самый легкий, хотя и незаконный. Он отдал восемьдесят гектаров лесных сенокосов предприятию, которое…
— Шестьдесят процентов сена пошло колхозу, — глухо перебил с места Иван Иванович.
— Это не имеет значения, — даже не повернув головы, продолжал Лысов. — Бескуров думал: и взятки с него гладки, и гектары в сводке прибавились. Понятно, он рассчитывал скрыть эту сделку, но шила в мешке не утаишь. Мне не ясно, Василий Васильевич, почему наш прокурор до сих пор не заинтересовался этим делом…
— Он интересовался, — сухо ответил Комаров. — Продолжайте.
Лысов, вопросительно глянув на Комарова, пожал плечами и продолжал:
— Бескуров не так прост, как хочет здесь показаться, товарищи. Он действительно угрожал многим колхозникам, которые по разным причинам плохо работали в колхозе. В том числе и инвалиду войны Саватееву. Не знаю, фальшивая или нет у него справка, дело не в бумажке, а в том, что человек лежит сейчас в постели и передвигается с костылями. А вот на воспитательную работу среди масс Бескуров смотрит с недоверием. Это ли, товарищи, не забвение уставных обязанностей члена партии? Он ни разу не выступил перед колхозниками с докладом или лекцией. Зато молодежи, как мы уже слышали, он показывает «достойный» пример, пьянствуя с нею. Он не доверяет членам правления, например, своему заместителю товарищу Звонкову, из чувства зависти сдерживает его инициативу. Далее, Бескуров собирается снять с работы опытного, с двадцатипятилетним стажем, бригадира Прохорова…