Приближается 100-й километр. Где-то здесь работают сейсмики. К ночи почти совсем заштилело. С юга надвигаются низкие белые облака. Не различить границы между снегом и облаками — все стало одного цвета.
Около полуночи штурман Герман Голубев сообщил, что видит впереди какой-то темный предмет. Скоро в молочно-белой туманной дымке можно было различить треугольную пирамиду. Подойдя ближе, мы увидели рядом палатку, а еще дальше — балок и тягач. Снег вокруг грязный. Все ясно, здесь взрывали толовые шашки. Я выпустил ракету. Увидев мой сигнал, стали палить и с других машин.
— Салют! Выстрел за выстрел! — сострил кто-то из моих спутников. Из палатки вышли люди. После новогодних поздравлений сейсмики рассказали, что работа идет нормально, результаты испытаний вполне удовлетворительные. Здесь они определили скорость распространения звука в толще ледника. Мощность ледника в этой точке около 1500 метров, высота поверхности на 100-м километре от побережья — 1530 метров. Следовательно, ложе ледника расположено почти на уровне моря.
Отойдя от лагеря 200–300 метров, мы уже ничего не видели ни впереди, ни с боков, ни сзади. Начиналась метель.
Кулешов находил, что для него это даже удобнее. При какой-либо видимости он должен смотреть на стрелку компаса и одновременно выбирать дорогу среди высоких снежных застругов. А так он только наблюдал за прибором. Правда, последствия такого «удобства» были весьма неприятными, особенно для тех, кто находился в балке. Машина то лезла вверх, то вдруг проваливалась вниз, ощущались резкие неожиданные толчки, и трудно было избежать ушибов.
Через несколько часов, когда выше поднялось солнце и видимость несколько улучшилась, мы заметили вдруг невдалеке веху — бамбуковый шест с номером. Значит, наш компас работает надежно. По совету авиаштурманов мы в свое время установили пилотский дистанционный компас. Основная картушка, или матка компаса, помещается в балке, а репитер — на приборной доске в кабине водителя. Электропитание компаса, так же как и питание радиостанции, осуществляется от аккумуляторов тягача.
Но абсолютным прибором для счисления пути является астрокомпас, для него в потолке балка устроили специальный купол. Если было солнце, наш истинный путь определялся по солнечному зайчику астрокомпаса и одновременно по дистанционному компасу. Когда же солнца не было, приходилось определить курс только по нашему компасу на остановках. Штурман выходил вперед машины за зону влияния железных магнитных масс и, зная склонение магнитной стрелки в данном месте, при помощи буссоли или теодолита обозначал колышками на снегу истинный курс, по которому должен двигаться поезд. После этого водитель штурманской машины должен был пройти точно по обозначенной колышками линии. Положение стрелки компаса в момент прохождения на створе и является компасным курсом.
Чем дальше мы продвигались на юг, тем все меньше становилось давление, следовательно, мы поднимались все выше и выше. Эта высота начала заметно ощущаться. На некоторых санях были плохо закреплены бочки, и вот когда мы пришли в зону высоких и жестких застругов, бочки из саней стали вываливаться, ломались поперечные брусья, закрепляющие их на санях. То с одной, то с другой машины вперед летели красные ракеты, предупреждающие о вынужденной остановке. Все останавливались, выходили и принимались переставлять и закреплять бочки. Тут-то при интенсивной физической нагрузке все и почувствовали, что кислорода не хватает. Подняв очередную бочку, отдувались, как больные астмой.
3 января разразилась особенно свирепая пурга. Мы остановились на отдых у пирамиды на 150-м километре от Мирного. Эти пирамиды установлены через каждые 50 километров пути еще в прошлогоднем, первом походе на Пионерскую.
За несколько часов остановки моторы сильно остывают, и много времени уходит на их разогревание. Еще один урок: при будущих походах движение должно быть почти непрерывным, следовательно, на каждой машине надо иметь двух сменных водителей.
С 250-го километра поверхность еще более тяжелая. Даже на первой скорости трясет и бьет так, как будто мы едем на безрессорной телеге по громадным кочкам. В 6 часов утра решили стать на отдых. Все страшно устали и, отказавшись ждать обеда, по выражению Кулешова, «упали спать». А пройдено от предыдущей остановки немного. Время потрачено в основном на вытаскивание застрявших саней, их ремонт и перестановку бочек.
Выспались, выпили кофе и снова в тряский, изнурительный путь. Но никто не жалуется и не ноет. Неважно себя чувствует инженер Дормидонтов, говорит, что во сне ему не хватает воздуха. Сильно бьется сердце. На остановках от машины к машине он ходит, не поднимая ног от снега. А на прошлой остановке Дормидонтов спал в кузове «пятерки». Доставая продовольствие, лежащее здесь же, наш «завпрод» Голубев не заметил, как выронил из ящика стеклянную банку с вишневым вареньем, которая при падении, конечно, разбилась. Вставая и одеваясь, Дормидонтов потоптался на этом месте, и с тех пор его путь от машины к машине отмечался на белоснежной скатерти снега темно-вишневой тропинкой Это веселило всех.