Прошлое не отпускало его. В этой комнате, в этих обстоятельствах он не мог бороться с накатывающими тягостными воспоминаниями. Его измены причинили Джанет немало страданий, но она всегда была готова забыть, простить, начать сначала. Это он не мог ничего забыть. Для него каждый «последний» роман был переходом к следующему. Он ни с кем не собирался затягивать отношении, и все его связи были легкомысленными и мимолетными. Постоянным оказалось только его желание бросить жену и ребенка и отправиться в одиночное плавание.
За долгие годы ей от него досталось прилично: он оскорблял ее, его слова оставляли в ее душе незаживающие раны, терзали, поражали в самое сердце. Ему словно доставляло удовольствие ранить ее. Впрочем, хуже словесных перепалок была медленная смерть их любви. Между ними росла стена безразличия, они постепенно становились чужими — не роднее прохожих в незнакомом городе, и ни у одного из них недоставало страсти и огня в душе, чтобы разрушить преграду. Оба устали, но особенно Джейк. Ему стало неуютно, невыносимо жить под одной крышей с некогда близкой женщиной.
Он гордо заявлял: «Как честный человек, я вынужден был развестись!». Словно пытаясь доказать самому себе, какой он хороший, он оставил ей лучший из двух автомобилей, почти всю мебель, половину сбережений и дом — впрочем, дом она продала и стала снимать квартиру, объясняя это нежеланием поддерживать порядок в таком большом жилище. Он с упоением читал модные книжонки типа «Открытый брак» и «Развод, от которого выигрывают все», убеждая себя в том, что имеет право на счастье и независимость. Ведь это так современно: сохранять чувство собственного достоинства, быть верным себе. Если подумать, так и есть — если только быть верным себе по-настоящему.
Крис в очень своеобразной - мягкой и одновременно твердой — манере напоминал Джейку: «Когда вы с Джанет венчались, ты клялся не в том, что будешь верным себе, а в том, что будешь верен ей — и в радости, и в горе. Вы соединены священными узами, и об этом забывать нельзя. Ты не имеешь никакого права бросать семью».
Джейк все же сумел убедить себя, что для Джанет и Каролины тоже будет лучше, если он уйдет. Девочке спокойнее будет расти в неполной семье, чем при обоих родителях, которые не перестают скандалить, не подходят друг другу, не имеют общих интересов. Он с удовольствием читал статьи, доказывающие эту точку зрения, да и сам старался пропагандировать те же взгляды. Иногда ему попадались публикации или телепередачи, где ультраправые святоши гнули свое: «У ребенка должны быть и мама, и папа», и тогда его охватывало искреннее, яростное возмущение. Как раз в день развода показывали ту серию «Мерфи Браун», где она с претензией на абсолютную истину убеждает безнравственного вице-президента: «Двое родителей лучше, чем один». То-то он разделал миссис Мерфи в своей колонке! Ему не хватило восьмисот слов, и он вернулся к этой теме раз, потом еще раз — нечего тут жизни учить, за собой бы смотрели.
И вот он сидит теперь на диване — когда-то бывшем его ложем, и смотрит на убитую горем женщину когда-то бывшую его женой, и слушает доносящиеся из ванной рыдания девочки когда то бывшей его дочерью. Как никогда ясно он увидел, как жестоко обманывал сам себя. Его уход, нет - бегство из семьи не имело никаких оправданий. Все, что он говорил себе и другим, была полная чушь. Сейчас это было так очевидно! Кто знает, может быть, через пару часов он отвлечется и снова погрузится в сладкие ил-люзии, но пока его разум все еще был трезвым и мог объективно оценивать факты.
— Она вышла из душа, - прошептала Джанет. - Сушит воло-сы. Через пару минут закончит, я к ней пойду, уговорю выйти к
нам... и все-таки поговорить с тобой.
— Спасибо, — слабым голосом откликнулся Джейк. — Ей уже ничего не угрожает? То есть, я понимаю, что ты наверняка спрята-ла все ножи и лезвия, но за ней надо все время следить. Ты не сможешь одна. Хочешь, я останусь? Хочешь, я всю ночь спать не буду?
Внезапно его глаза наполнились слезами, лицо Джанет превратилось в расплывчатое пятно.
— Я что угодно сделаю для нее, правда, Джанет. Это все из-за меня. Все из-за меня.
Он закрыл лицо руками и разрыдался, как ребенок. Джанет в третий раз в жизни видела, как он плачет. Первый раз было еще в колледже, в тот день, который они оба не любили вспоминать — когда он проводил ее в абортарий и тем навсегда определил состав и судьбу их общей семьи. Второй раз было во время прощания с Крисом — во время показа слайдов она случайно оглянулась на него, сидящего в конце ряда. Все три раза были чем-то похожи: общая потеря, общее горе, утраченные возможности, только сейчас к этим чувствам добавилась еще и растерянность неудачника, еще не свыкшегося с ролью проигравшего.