ремонтировал на зависть всем сверстникам; гамбургеры, кока-кола, унитаз со смывом, четыре времени года — ах, где вы, времена года, нет уже сил жить между «очень жарко» и «невыносимо жарко»...
Перед глазами Джейка проносились лица солдат, служивших под его началом: добрые и злые, дружелюбные и неприятные. Про некоторых он подумал: «Это были лучшие люди из всех, кого мне приходилось знать». Воспоминания перенесли его на пшеничные поля в Бентонском районе, где мальчишкой он играл с приятелями в войну. Тогда проигравшему приходилось идти за лимонадом в сельский магазинчик, а здесь за такую же неудачу отправляют к матери в цинковом гробу. Так было с беднягой Слайдером — улыбчивым здоровяком из Пенсаколы, все еще любили подшучивать над его говором. Опять, Слайдер?! Стой, тебе говорят! Назад! Взрыв. Вьетнамские мины не такие мощные, как американские, но тоже убивают. Слайдеру оторвало ногу, Джейка забрызгало его кровью. Крик боли. Кто кричал, если Слайдер молчит, уткнувшись лицом в траву? Джейк потрогал продырявленное правое ухо и понял, что он сам. Он кипел от возмущения, хотя ослушавшийся солдат был уже наказан, и слишком жестоко. Вместо того чтобы броситься к Слайдеру, он позволил это сделать другим, думая только о своем ранении, а потом упрекал себя за эгоизм. Все двадцать шесть лет с тех пор он мучи лея от стреляющих болей в ухе, но что это по сравнению с тишиной, повисшей тогда над скорченным телом? Вместо Слайдера появилась пустота. Исчез знакомый голос, исчезла улыбка, исчез заливистый храп. Парень, который кашлял от табачного дыма, но все равно курил, потому что любил играть в покер с сигареткой в зубах, больше не разложит карты на грязном столе в блиндаже лейтенанта, а курносая девчонка, чью фотографию он всегда носил с собой, никогда не увидит своего жениха.
Смерть. Вот настоящий враг! Единственный настоящий враг, общий для всех, кто пробирается через заросли с автоматами наперевес. У Вьетконга и Джейка, оказывается, был общий враг, а он тогда не понял.
Джейк метался в бреду на больничной койке, взмокнув от вьетнамской жары двадцатишестилетней давности. Ему снились неприятные, обидные образы, связанные с возвращением домой, некоторые казались хуже самой войны. Маршировали колонны демонстрантов, журналисты спорили, политики лгали. От имени страны они обещали бороться за свободу хороших, честных людей, одноплеменников Хьюка, а слова не сдержали. Теперь они ополчились на тех, кого сами посылали в пекло, ведь это были живые свидетели их позора, о котором хотелось забыть. Джейка трясло от негодования, и этот гнев давал ему силы. Он постепенно выкарабкивался из снов и воспоминаний, приближаясь к настоящему времени и месту действия. Он увидел яркий свет. Что это? Падающий снаряд? Шум был какой-то нехарактерный, снаряды издают особенное угрожающее пыхтение, предупреждая о скором взрыве... Значит, не снаряд. Голова раскалывалась. Он потянулся в нагрудный карман за аспирином, но аспирина не было. Не было даже кармана. В чем же он одет? Куда делась рубашка? Кстати, в комнате совсем не жарко. Странно. Все-таки, что это за шум? Голоса. Неужели он в плену? Нет, говорят по-английски. Госпиталь. Точно, госпиталь на берегу Камранского залива. Он пошевелил пальцами на ногах и вздохнул с облегчением: обе ноги целы. Он понял, что ужасно устал. Целый год без нормального сна. Сейчас нельзя спать! В моих руках жизнь товарищей! Не спать! Тело покорилось приказу. Глаза открылись, но сразу же зажмурились от яркого света. Усилием воли Джейку удалось вновь приподнять веки. Хорошо! Резь в глазах не даст опять уснуть. Правда, ничего толком не видно*, расплывчатые пят-на, белое и синее, движущиеся. Одно из пятен что-то бормочет, другое кивает в ответ. Все еще сон? Нет, ощущение простыни, в которую его завернули, вполне реальное, пальцы ног в нее упираются. Что-то мешает на сгибе локтя и около носа... Капельница и кислородная трубка.
— Где я? — попытался сказать Джейк, но получилось что-то бессвязное. Женщина в белом халате с удивлением посмотрела на него.
— Мистер Вудс, вы проснулись. Прекрасно.
— Где...? — язык не слушался Джейка. Он замолчал в надежде, что медсестра догадается, о чем он хочет спросить.
— Вы находитесь в медицинском центре «Линия жизни», сегодня понедельник, 10 часов утра, — гордо объявила она. Сразу ясно, что с приходящим в себя больным разговаривает не в первый раз.