— Роберт Базель, Эн-би-си: «Объективность — миф. Есть разные мнения, но было бы заблуждением придавать им всем равный вес». Линда Эллерб: «Любой корреспондент, который хвалится своей объективностью, наглый лжец». Том Олифант, «Вашингтон пост»: «Объективность как таковая в природе не существует, а потому не стоит тратить время на ее соблюдение»...
Леонард остановился.
— С одной стороны, я восхищаюсь их честностью. По крайней мере, они признают, что необъективны. Но мне не нравится, что они махнули на объективность рукой, что не чувствуют необходимости даже пытаться сохранять нейтралитет. Ведущие статьи пишутся в стиле бабушкиных сказок — возьми хоть Гея Тализа, хоть Тома Вульфа, какая это публицистика? Когда целью становится не правдивая передача фактов, а написание интересных
историй, неизбежен переход от плакатного языка к художественной литературе. Корреспондентов учат писать захватывающе, доходчиво — но не обязательно точно. А стоит только отойти от фактов и предаться собственным фантазиям, как мораль и убеждения автора расцветают в статьях буйным цветом, заглушая все остальное.
Леонард не просто отвечал на вопросы Джейка. Он рассказывал о том, что давно беспокоило его самого и о чем он размышлял значительно дольше и основательнее, чем его ученик.
— Может, и нет никаких нравственных ценностей в абсолютном смысле, я не знаю. Но видишь, Вудс, когда мы вместо нейтрального сообщения о состоявшемся марше в защиту абортов печатаем безапелляционные утверждения типа: «Прошла массовая демонстрация в защиту неотъемлемого права каждой женщины решать свою судьбу», мы немедленно утрачиваем объективность. Мы превращаемся в проповедников, пропагандистов, гипнотизеров, наконец. Чем мы лучше узколобых церковников? Мы точно так же насаждаем свою доктрину, обращаем в свою веру. Комитеты типа твоего - это как совет кардиналов, определяющий, кто еретик, а кто — правоверный католик.
Джейк решил внести хоть слабую оптимистическую ноту и вспомнил про Кларенса:
- У нас в комитете есть парень, ты бы его послушал - вот человек! Никого не боится. В последний раз так разнес там всех, я готов был ему аплодировать стоя. Он консерватор, негр - точнее, сейчас принято говорить «афроамериканец», но сам он на эти новые правила плюет с высокой башни. Он считает, что цвет кожи не имеет значения - ни для белых, ни для черных. В «Трибьюн» не знают, что с ним делать. Он пишет лучше кого бы то ни было, а при этом кланяться ни перед кем не собирается, и в итоге карьера у него висит. А такой талант - жалко, что его держат на задворках. Я только ради него на заседания хожу, каждый раз с вое-торгом слушаю, как он их на место ставит. Я бы так не смог.
— Будем надеяться, он продержится дольше, чем те, кого я знал. На моих глазах немало честных людей сломалось. Не вы-► ‘ держивали, уходили. - Леонард почесал подбородок, покрытый \ однодневной щетиной. Забавно, из-за седины его лицо выглядело так, будто кто-то бросил в него горсть соли с перцем.
— Появились официальные и неофициальные квоты на кадро-вый состав, — Джейк решил вывалить на Леонарда все свои тревоги до конца. - Семь лет назад руководство «Трибьюн» постановило, что среди корреспондентов должно быть не менее десяти процентов «голубых». Сейчас этот план даже перевыполнен, а при этом я сам читал в последнем статотчете, что лесбиянки и ' геи составляют меньше двух процентов населения США. Получается, «голубых» представлено в пять раз больше среди журналистов, чем среди читателей. Честно говоря, меня это до последнего времени не волновало, но я стал замечать явные перекосы в «Три-быон», а это уже лично меня касается.
Собеседники одновременно опустили глаза в пол и вздохнули.
Леонард усмехнулся и подвел итог:
— За этими квотами стоит все та же философия, Вудс. Считается, будто достоверно освещать положение дел в каждой социальной группе можно лишь под контролем представителя этой группы. А на самом деле все получается наоборот. На работу берут не тех, кто хорошо пишет, кто дотошно изучает положение дел, кто энергичен и собран - нет, это все ерунда, вот если это представитель какого-нибудь меньшинства, ему всегда «зеленый свет» и отличная должность! И вот сидят они, как внутренние цензоры, и указывают остальным, что пускать в печать, а что вырезать. Когда я был студентом, профессора нам сотни раз повторяли: «Журналист должен убить в себе интерес к источнику». Теперь же источник сам про себя пишет и еще деньги за это получает, потому что нежданно-негаданно корреспондентом стал. Конечно, среди них тоже попадаются неплохие репортеры, но ведь большинство ставит перед собой одну цель - превратить общественную газету в рупор своих частных интересов. Такой газете разве можно верить? Я считаю однозначно: если хотите агитацией заниматься, партию организуйте или движение какое-нибудь, или церковь, или марш протеста—но оставьте в покое журналистику!