— Не совсем.
— Появятся дети, чья настоящая мать никогда не существовала. Или, точнее, чья мать так и не родилась. Как вы объясните это ребенку? «Твоя мама была мертвым ребенком». Или: «Чтобы ты смог появиться на свет, твою маму пришлось убить еще до рождения». Это безумие, мистер Вудс! Я не психиатр, но последствия в виде путаницы восприятия и острого чувства вины обеспечены. Обязательно найдутся люди, которые заявят, что аморально заставлять человека иметь детей без его согласия. Однако о чьем разрешении может идти речь? Если эмбрион не имеет гражданских прав, почему нужно беспокоиться об их нарушении? Я не выступаю за отмену абортов. Женщина должна иметь право на выбор, и так считает большинство членов комитета. На самом деле, я не знаю, почему мысль о репродуктивных возможностях эмбриона шокирует нас больше, чем мысль об убийстве этого самого эмбриона.
Вот вы сказали, «научная фантастика». Не сегодня-завтра встанет вопрос о намеренном зачатии детей исключительно для последующего использования эмбрионов в трансплантологии. Как только станет возможным выхаживать их до относительной зрелости, какой-нибудь предприниматель обязательно организует ферму-инкубатор, где сотни и тысячи человеческих зародышей будет расти с единственной целью — превратиться в набор запчастей. Потому нам и нужны комитеты по врачебной этике. Пора
начинать думать обо всем этом, а то недалек день, когда мы перестанем отличаться от врачей-фашистов.
— Но как же вы решаете, что этично, а что нет? На какие стандарты вы опираетесь? — интерес Джейка давно вышел за пределы уголовного расследования.
— В этом-то и заключается проблема. Как можно вести заседание комитета по врачебной этике, если у его членов нет общего основания для вынесения этических решений? У каждого свое представление о том, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Если доктор N. накануне смотрел телефильм об эвтаназии, он будет голосовать под впечатлением от этого просмотра, то есть этические решения медицинского центра «Линия жизни» будет определять мнение голливудских сценаристов и режиссеров. На нас влияют обывательские споры участников телешоу «Опра», дилетантские статейки из журнала «Пипл». А ведь мы говорим о жизни и смерти реальных людей! По-моему, они заслуживают более серьезного подхода.
Простите мне мою резкость, мистер Вудс, но работать в комитете по этике с людьми типа вашего покойного друга невозможно. Это то же самое, что разрабатывать проект здания с архитекторами, которые спорят о числе сантиметров в метре и всерьез рассуждают, что лучше подходит для фундамента - железобетон или желе.
Джейк вдруг подумал, что несколько месяцев назад не понял бы и половины того, что рассказывает доктор Марсдон. Как многое изменилось после смерти Дока и Криса!
— Знаете, у меня был друг, который говорил: «Мы — как корабль без компаса». Наше общество утратило нравственные ориентиры. Те нормы, что раньше принимались всеми без обсужде-ния, нынче ни для кого не указ.
— Именно. Зовите это как угодно: естественный закон, иудео-христианская этика, совесть, традиция, здравый смысл. Некоторые страны ушли еще дальше нас. В Голландии есть телеигра «Вопрос жизни и смерти». В студию приглашаются зрители, пе-ред которыми демонстрируются сюжеты о двух пациентах, жизнь
которых может спасти дорогостоящее лечение. Участники простым голосованием решают, кому из двоих выделить средства, а кого отправить на тот свет. Спонсором шоу выступает министерство здравоохранения. Таким способом они надеются привлечь массы к обсуждению финансового аспекта медицинской помощи. Возмущенных откликов было много, но я заметил одну вещь. С тех пор как правительство взяло здравоохранение под свой контроль, на врачей оказывается постоянное давление: снижайте затраты, снижайте затраты, а в итоге мы вынуждены принимать очень непростые решения. Так чем мы лучше зрительного зала в телестудии? Неужели бюрократы и доктора имеют право казнить и миловать по своему усмотрению?
Доктор Марсдон замолчал и с подозрением посмотрел на Джейка.
— Я тут наговорил куда больше, чем собирался. Надеюсь, вы составите конфиденциальный отчет для полиции, а не сенсационную статью для «Трибьюн».
— Конечно, конечно, можете не сомневаться. Наш разговор носит сугубо конфиденциальный характер. Видите, я ничего не записываю. Я никакой статьи не планирую, по крайней мере, в ближайшее время. Если мне придет в голову писать на эти темы, я договорюсь с вами об интервью.
— Ну, ясно. Аадно. — Доктор Марсдон с облегчением кивнул и опять замолчал.
— Вы что-нибудь еще могли бы добавить напоследок? — осторожно спросил Джейк. Он чувствовал, что доктор хочет продолжать разговор. Этому человеку необходимо было высказать все, что накопилось за долгое время.