— Думаю, что ты смелый человек... Или немного глупый! — Джейк рассмеялся. Наблюдать со стороны было куда приятнее,
чем находиться в самой гуще переполоха,
— Говоришь со знанием дела. Но я еще не все тебе рассказал. Примеры для подражания — не такая плохая тема. В принципе,
все согласятся, что подросткам надо с кого-то делать жизнь. Почему бы не с баскетболистов НБА? Только я не собираюсь ограничиваться рассуждениями об отсутствии мужчины в семье как факте, я укажу причины. И одной из самых серьезных причин безотцовщины я считаю рост числа абортов.
— Подожди. Какая тут связь?
— Прямая. Мужчина привыкает думать, что, если женщина забеременела, это не их ребенок, а ее. Действительно, никто не спрашивает мнения отца, когда решается вопрос о сохранении жизни этого нового человечка. Сторонники абортов даже слышать не хотят о понятии «согласие отца ребенка на аборт». Получается, у мужчины нет никаких прав на решение судьбы малыша, которого он зачал.
— Я начинаю понимать. Права и обязанности должны идти рука об руку. Если мужчине говорят, что у него нет прав на ребенка, он немедленно считает себя свободным и от каких-либо обязательств.
— Именно. Мать единолично решает, сделать или не сделать аборт, и отцу нельзя вмешиваться. Однако почему в случае, когда она решает сохранить беременность, отец должен брать на себя ответственность за благополучие этого ребенка? Видишь, что получается: пропаганда абортов плодит безответственных мужчин. Они привыкают к мысли, что семьи могут обойтись без них. Более того, они видят, что матерью-одиночкой быть выгодно, ведь государство выплачивает ей пособие до тех пор, пока она не выйдет замуж.
— То есть отец, бросивший своего ребенка, даже не испытывает угрызений совести.
— Никаких. Мужчина оставляет беременную подругу и находит себе новую пассию, и это повторяется вновь и вновь. Если же он вдруг выражает желание сохранить ребенка, создать настоящую семью, заботиться о матери и малыше — а ведь это должно быть естественным желанием каждого мужчины! — ему говорят, что это не его дело, что судьбу ребенка будет решать женщина, а отца это не касается.
Кларенс замолчал, помешивая ложечкой остывший капуччи-но. Джейк тоже вспомнил про кофе, отпил несколько глотков, потом задумчиво произнес:
— Заведи ты этот разговор три месяца назад, я бы подумал, что у тебя с головой не все в порядке. А теперь — не знаю... Хотя, нет, знаю. Ты прав. Ты абсолютно прав.
— И это самое страшное.
— Ужас, ужас. Куда мы катимся? Но как же ты протащишь все это в спортивную колонку?
— Запросто. Кто у нас звезды спорта? Здоровые, сильные парни в самом репродуктивном возрасте, многие из них — негры, а потому пользуются уважением у негритянской молодежи. А я — спортивный комментатор, негр и, между прочим, тоже еще не вышел из репродуктивного возраста. Разве я не имею права завести с чернокожими кумирами настоящий мужской разговор?
— Попробуй. Чего тебе терять, кроме репутации и карьеры?
— Чувствуется, что у тебя большой опыт в этих делах.
Дэкейк поддел вилкой кольцо жареного лука и грустно усмехнулся:
— Да уж.
На следующий день Джейк явился на работу позже обычного — в десять утра. Охранник Джо встретил его словами «С наступающим, мистер Вудс!» вместо обычного «Привет, Джейк!», и он вспомнил, что завтра уже Сочельник. Джейк поднялся на лифте и пошел через отдел новостей к своей кабинке. На свои добродушные приветствия он получил три-четыре беззаботных «С Рождеством!», чуть больше обеспокоенных кивков, чьи владельцы явно сомневались в психическом здоровье обозревателя Вудса, и внушительное число нарочито увлеченных работой затылков, что могло объясняться очень недавно возникшей личной неприязнью. Были также и брошенные украдкой доброжелательные взгляды, коих набралось по меньшей мере с полдюжины. Как ни странно, дружественные сигналы исходили от людей, с которыми Джейк обычно почти не общался и даже имен
их не помнил. Он вдруг почувствовал себя, как тайный агент, обменивающийся с сообщниками условными знаками.
Пока компьютер загружался, Джейк перевернул страницу календаря. Двадцать третье декабря. От теплых мыслей о надвигающемся празднике отвлек мелодичный звоночек внутренней электронной сети. На экране высветилось: «Новых сообщений: 1». Всего одно? Зато — «степень важности: высшая».
Сбавь тон, тебя в «Трибьюн» держат не для того, чтобы проповеди писать. Мы с Винстоном решили дать «добро» на твою последнюю колонку, теперь отдуваемся. Вспомни, за что тебя повысили до обозревателя, и впредь придерживайся того стиля, за который тебященят. Ранее мы всегда шли на уступки, но ты, похоже, забыл, что не в разделе «Религия» печатаешься. У нас уже есть Вильям Ф. Бакли, нечего брать на себя его обязанности. Надеюсь, я ясно выразился. Джесс.