Выбрать главу

Ровно в 6 часов б минут утра двадцать восьмого октября Грегори Виктор Лоуэлл покинул свое временное пристанище. Последние часы своей земной жизни он был без сознания, однако в тот момент, когда он покидал свое уже ненужное тело, все чувства вдруг обострились. Сколько мгновений или веков пронеслось на земле за этот момент, он не знал. Время текло совсем по-другому — если время еще имело смысл здесь. Только где — здесь?

Вначале Доку показалось, что он видит сон. Иначе как можно было объяснить совершенно реальное ощущение, будто он поднялся ввысь и оттуда смотрит на безжизненное тело, вытянувшееся на больничной койке. Он почувствовал себя как пленник, неожиданно вырвавшийся из тесной и мрачной камеры и теперь с восторгом вдыхающий свежий воздух свободы. Блаженство наполнило все его существо, но лишь на миг, и тут же отступило перед ужасом, наполнившим все его существо. Разум его лихорадочно работал, оценивая положение дел.

Он находится вне тела. Он мертв. И все эти годы он ошибался, полагая, что смерть является окончанием жизни. Он всегда считал, что души не существует, но оказывается, душа — это и есть он сам, его сущность. Он думал, что, умерев, перестанет существовать, но вот — не перестал, и даже странно теперь кажется, как можно было верить в такую глупость. Как может человек умереть? Нет, мы лишь меняем место жительства. Кто мог утверждать, что существуют лишь те люди, которые находятся с ним в одной комнате? Что стоит только кому-то из них выйти в другую, так он канет в небытие? Только безумец или эгоист.

Новый мир казался еще более реальным, чем мир земной, но Док отчаянно надеялся, что это все-таки не то, что он думает. Он знал, что не готов к встрече с грядущим, а готовиться уже поздно, и от бессилия его корчило судорогами — если это понятие подходит к душевным мукам.

Док понимал, что то, что ожидает впереди, не имеет конца. Эта истина была настолько очевидна, что не требовала доказательств. Ему было стыдно за собственную недальновидность, нерасчетливость...

Как я мог так обмануться?!

Однако еще до того, как Док задал себе этот вопрос, он знал ответ на него. Он был рад обманываться, ему так было удобнее, он жил как хотел и верил во что хотел, он не хотел беспокоиться о том, как надо жить и во что надо верить.

Крис тогда сказал: «Ты не хочешь верить в сотворение мира, потому что придётся поверить и в Страшный суд. Тебе не хочется нести ответственность за свои поступки — но придется, все равно придется». Док вышел из себя, накричал на Криса... И даже сейчас, вспоминая тот разговор, он чувствовал раздражение: за кого он меня держит и что на себя берет?

Док огляделся, пытаясь оценить обстановку. Где же все остальные? Слышны разговоры, кто-то же должен создавать весь этот шум... Одна пустота кругом, и голоса, которые доносятся до него, всего лишь голоса воспоминаний.

Гул заносчивых или самоуверенных слов нарастал, уже становились различимы целые фразы. На банкете в честь какого-то праздника: «Лучше быть в аду с интеллигентными людьми, чем в раю с христианами», всеобщий смех. На пикнике: «В раю воздух свежий, зато в аду весело!», Крис морщится, Джейк с улыбкой кивает. Ссора с Крисом: «Я готов быть с кем угодно и где угодно, только не с твоими друзьями-фанатиками и вашим узколобым божком!», опрокинутый бокал, красное пятно на ковре. Как кровь.

Жизнь и слова Криса преследовали Дока, не давали ему покоя, и он не мог отмахнуться от них, как делал это на земле. Он заново переживал каждый разговор в мельчайших подробностях, ни одна мелочь не смазывалась в нечеткости воспоминаний, скорее, наоборот — он понимал происходящее острее и полнее. Такое впечатление, что каждое мгновение растянуто до такой степени, чтобы не ускользнуло ничего важного. Ужасные воспоминания становились еще ужаснее.

Два года назад, у Криса в гостях. Доку понадобилась ручка, он ищет на столе, натыкается на квитанцию. Фонд помощи голодающим в Африке? Зачем? Да еще такую сумму?! Док размахивает бумажкой перед Крисом, будто страшной уликой. «Что это? Что? О чем ты думал? Надеешься спасти кого-нибудь? Да твои деньги — капля в море, эти дистрофики все равно перемрут, и в лучшем случае ты только продлеваешь их агонию. Что, тебе деньги так легко даются, что ты их на ветер бросаешь?».