И ответ Криса — удивительно спокойный, но твердый: «Во-первых* эти «дистрофики», как ты выразился, такие же люди, как мы с тобой, и любят своих детей они не меньше нашего. Если мне удастся спасти хотя бы одного ребенка, я буду знать, что не зря жил. А деньги — что деньги? Все, что у меня есть — от Бога, и деньги мои — не мои вовсе. Ну, отдал я небольшую часть туда, куда Богу угодно было, так разве это глупость?».
Док еще больше распаляется: «Небольшую часть? Это ты называешь небольшой частью? Да ты о семье подумай. Ты же мог их всех свозить на Гавайи, отдохнуть по высшему классу. Или отдал бы Анжеле, ей же за учебу столько платить. А твой Крис? Ты забыл, что у него синдром Дауна? На него и так столько денег уходит, а если что-нибудь непредвиденное? Да в конце концов, положил бы эти деньги в свой пенсионный фонд. Щедрость — это прекрасно, но надо же о будущем думать!».
«А я и думаю о будущем, Док». Крис удивительно спокоен, даже слишком. «Просто ты заглядываешь на тридцать лет вперед, а я — на тридцать миллионов». Док презрительно смеется и начинает насвистывать мелодию из «Зоны полумрака», но Крис на этот раз не улыбается: «Я серьезно».
«Это-то и страшно. Знаешь, я лично для тебя держу свободное место в психиатрическом отделении. Там все серьезные лежат. По-моему, тебе давно пора лечь, подлечиться. У нас отличные специалисты». Крис смотрит на Дока с искренней жалостью, и тот опять выходит из себя: «Не надо из себя строить умника! Ты себя лучше других считаешь? Так вот, ты болван, идиот, тупица — полный дурак! Дурак!».
«Дурак тот, кто не думает о вечности». Крис говорит с горячностью, как о давно наболевшем: «Иисус рассказывал о человеке, который копил сокровища на земле, но не заботился о мире ином. И Бог сказал тому богачу: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?».
«Уж не церкви и не Фонду помощи голодающим в Африке. Об этом я специально упомяну в завещании».
«Да ладно тебе, Док. При чем здесь Африка? Вопрос в том, где ты — и где Бог. Ты прекрасный врач, много работаешь, много зарабатываешь, все тебя уважают — и я больше всех. Ты же знаешь, я всегда радовался твоим успехам, всегда поддерживал тебя. Но в жизни есть еще кое-что». Док отрицательно крутит головой и машет руками, Крис останавливает его: «Зачем ты так? Ты же сам в глубине души понимаешь, что я прав. Ты же сам понимаешь, что человек — не животное, и что жизнь — длиннее, чем земное странствие. Ты просто боишься признаться в этом открыто».
«Да ничего я не боюсь! То, что ты говоришь — чушь, полная чушь! Я отказываюсь слушать этот бред! Хватит!»
«Отказывайся, сколько хочешь, только это не изменит реального положения дел. Ты - это ты, Бог - это Бог. Голгофа - исторический факт, как и твои грехи. И спасение у тебя одно — Иисус Христос, Который умер за тебя».
«Я никого не просил за меня умирать, со своими проблемами сам могу отлично справиться. А ваши христианские бредни — для недоумков, мне они не нужны. И Бог твой не нужен, ясно? Я буду жить, как хочу».
«Уж лучше ты обзовешь меня недоумком, чем Бог. Уж лучше я переживу краткие минуты твоего гнева, чем обреку себя на целую вечность гнева Божия». Крис не отрываясь смотрит в глаза Доку. Тот пытается уйти, но Крис останавливает его: «Не говори так: буду жить, как хочу. Может статься, твое желание исполнится, и ты будешь жить в аду. Ад — жизнь без Бога».
Дока передернуло от этих воспоминаний, он взмахнул рукой, отгоняя навязчивые образы, но щеки его горели, будто он только что поспорил с Крисом, только что прокричал ему: «Дурак!!!» и выскочил из кабинета, хлопнув дверью. А теперь что, получается он сам — дурак на веки вечные?
Да где же все? Где же люди? Док никогда не чувствовал себя настолько одиноко. Он рассчитывал, что его встретят обитатели этого мрачного царства, расскажут, какие тут порядки, где границы, какие есть возможности и где будет его жилище. То, что границы есть, он знал — их незримое присутствие ощущалось непрерывно. Бесконечная стена, сжимающая его со всех сторон без какой-либо надежды вырваться наружу. Одиночное заключение. Док все же надеялся, что это временно, что скоро все должно уладиться.
Чем больше он думал, тем сильнее становилась ярость, переполнявшая его. Кто дал Богу право так поступать со мной? А Крис все говорил о любви1. Да если бы Бог, правда, любил меня, не держал бы тут, нашел бы какой-нибудь выход, вытащил бы меня из этой мышеловки...
Док не желал признать, что Бог нашел выход, и заплатил за это дорогую цену. Док не желал признать, что давно знал о выходе и о цене, что любящий друг не раз объяснял ему это, да и не только он. Док сам избрал дорогу, по которой идти казалось легче, потому что не требовалось признавать своей вины, но можно было кичиться своими достижениями. Док выбрал путь, по которому можно было шагать с высоко поднятой головой, а не ползти на коленях. Док делал все, как хотел. Всегда. Всегда!