Только одно мы знаем о своей жизни наверняка: только то, что однажды ей придет конец. Было бы крайне неразумно ожидать смерти и не попытаться хотя бы обдумать слова Иисуса Христа о нашей судьбе по ту сторону последней черты. Не отворачивайся от Господа, не спеши отмести в сторону те простые истины, которые перевернули жизнь Аьюиса и могут перевернуть твою. Ты любишь говорить о либеральных ценностях, открытости чужому мнению, широте взглядов. Так покажи широту своих взглядов, прислушайся к тому, что говорит Христос, пока еще не стало слишком поздно.
Я каждый день молюсь за тебя, Джейк, уже много лет. Надеюсь, это признание не вызовет у тебя неприятных чувств. Я так хотел бы, чтобы наша дружба продолжалась и в мире ином. Если мне суждено покинуть этот мир прежде тебя, как радостно мне будет ожидать тебя у врат Царствия небесного, и как велик будет мой восторг, когда я вновь смогу обнять тебя!
У меня много недостатков, но умоляю, не приписывай вину за мое неадекватное поведение или мои обидные слова Богу, в Которого я верю. Мне не хотелось бы оказаться препятствием на пути к Господу для тебя или Дока. Помни, что я всегда, во всем готов помочь тебе. Обещаю, я сделаю все, что в моих силах, чтобы поддержать тебя. Мы друзья, и это не пустые слова.
Ниже стояла размашистая подпись Криса, первая буква имени — отдельно от остальных, почти печатная, две средние буквы слитно, неразборчиво, а последняя «с» — с длинным хвостом, словно подводит черту под всем посланием.
Мне не хватает тебя, Крис.
Минут пятнадцать Джейк сидел, погрузившись в воспоминания, его мысли блуждали среди вопросов и конфликтов. Очнувшись, он обнаружил, что все еще держит письмо Криса в руках, причем настолько крепко, что оно все помялось. Джейк бережно разгладил письмо и положил обратно в конверт, потом встал и прошел мимо спящего на коврике Чемпи на кухню — за кофе. Налив себе неполную кружку ароматного напитка, Джейк щедро добавил туда ванильных сливок. В кофейнике оставалось еще много черной жидкости, и Джейк собирался не только выпить ее всю, но и заварить себе вторую партию — с ореховым наполнителем. Хорошо, что придумали кофе без кофеина. Можно пить на ночь и не беспокоиться о том, что завтра рано вставать. Аккуратно донеся кофе до кресла, Джейк поставил кружку на столик и взял книгу. Он открыл пятьдесят пятую страницу и начал читать:
Здесь я пытаюсь предостеречь читателя от опрометчивых суждений типа: «Не спорю, Иисус Христос был великим учителем и оставил после себя замечательные нравственные нормы, но я не готов признать, что Он — Бог». Так никогда нельзя говорить! Человек, обыкновенный человек, который говорил бы о себе, как Иисус, не мог быть великим учителем нравственности. Он мог быть или безумцем — на том же уровне, как человек, считающий себя вареным яйцом; или самим диаволом, посланником ада. Выбирайте сами! Этот Человек был и есть Сын Божий, а если нет — то он или сумасшедший или кто-то и того хуже. Так заприте же его в лечебницу как умалишенного; прокляните, убейте его как беса; или же падите к ногам Его и назовите Господом и Богом — только не надо носиться с этими высокомерными глупостями насчет великого учителя. Он не оставил нам такого варианта. У Него не было таких намерений.
Джейк отложил книгу и на какое-то время погрузился в свои мысли. Потом он посмотрел на столик, где, прижавшись друг к другу, ютились кружка с остывшим кофе и раскрытая книга. Из них он выбрал книгу, закрыл пятьдесят пятую страницу, открыл самое начало и начал жадно читать. Ему казалось, что он читает длинное письмо от любимого друга.
— Ты так многому научил меня, Зиор. Здесь так прекрасно, намного прекраснее, чем я мог даже мечтать. Нет ничего чудеснее, чем сидеть у ног Господа и внимать словам Его, но среди всех остальных обитателей Царствия небесного ты — мой лучший друг. Я так счастлив, что мы можем, наконец-то, говорить не через завесу ощущений, а как добрые собеседники.
— Я лишь ничтожная часть твоей жизни в раю, да и пробыл ты тут совсем недолго. Впереди тебя ждут еще более радостные открытия и захватывающие приключения. — Лицо ангела излучало тепло, на земле свойственное разве что маленьким детям, чья любовь еще не знает оговорок. — В то же время мне приятно, что ты считаешь, что моя роль — одна из главных.