Он посмотрел на Рэя, сидящего немного поодаль через проход на многокнопочном телефоне. За каждой из двадцати трех кнопок были запрограммированы номера полицейских участков го-
рода. Его работа заключалась в том, чтобы один за другим набирать эти номера и осведомляться, нет ли у них каких-нибудь новостей для газеты «Трибьюн». Уважающие себя газеты не сидят без дела, надеясь, что новости свалятся им на голову; они берут дело в свои руки. Хотя иногда это происходит довольно странным образом. Джейк как-то разговорился с Реем, и оказалось, что тот ни разу не бывал ни в одном полицейском участке (ближайший — через дорогу от здания газеты!) и не встречался лицом к лицу ни с одним из тех, с кем он ежедневно общается по телефону.
Телефон для журналистов — дорога жизни, кислородная трубка, через которую они вдыхают информацию. Вдыхают информацию, выдыхают статьи. В случае с авторами колонок, вдыхают информацию, выдыхают точки зрения. Раньше корреспонденты проводили немало времени на местах происшествия. Теперь же, благодаря телефону, газетчики могут выдавать свои материалы, не вставая из-за стола. В среднем, трое из каждых четырех репортеров находились на проводе. Арчи, комендант здания, рассказывал, что в редакции проложено свыше двухсот телефонных линий.
Надо бы узнать, какой в конце месяца приходит счет. Джейк вдруг осознал, насколько туго у него обстоит дело с сегодняшней колонкой, если он задумался над каким-то дурацким счетом за переговоры. Хотя, с другой стороны, неплохая мысль: телефон и журналистика в информационный век. Он набросал пару слов на листе бумаги и засунул его в одну из папок.
Тут он обратил вниманиеща Кларенса Абернати, который направлялся к своему рабочему столу в спортивном отделе. Он был от Джейка в метрах двадцати, когда чуть было не столкнулся с проходившей мимо Луизой Сильман. Джейк не мог не рассмеяться: взаимная неприязнь этих двух коллег чувствовалась на расстоянии. Дело в том, что Кларенс был человеком резким и не стыдился принадлежности к мужскому полу, в то время как Луиза была феминистка до мозга костей, причем из разряда тех, кто считает, что, если мужчина открывает перед ней дверь, значит, он высокомерный задавака, а если не открывает — грубиян и неве-
жа. Для нее все сыны Адама разделялись на два типа: свирепого варвара и болвана-деревенщину. Она не признавала мужчин как класс, за исключением тех, кто прыгал вокруг нее как дрессированные собачки, коих, как ни странно, в газете находилось предостаточно. Кларенс говорил о таких, что они «замаливают грехи всего рода мужского». Когда Джейк советовал Кларенсу^ бьггь повежливее и хотя бы время от времени улыбаться Луизе, тот возражал: «Зачем это? Чтобы она потом в суд на меня подала за сексуальные домогательства?».
И хотя их взгляды во многом не совпадали, Джейк почему-то чувствовал с Кларенсом близость, схожую с той, какая была у него с Доком и Крисом. Это была взрослая версия настоящей мальчишечьей дружбы, к которой он так привык с детства. Детская версия была полна дерзких выходок и великих приключений, а в более будничном варианте — пусканием «блинчиков» на речке, сидением в шалаше и разговорами об анатомии человека в плане секреторных выделений, испражнений, а также ароматических и звуковых эффектов. Ближе к старшим классам, сюда примешивались пересуды о девчонках. Все те безумства, которые они совершали «на спор», типа запрыгивания на бампер отъезжающей машины или пускания стрелы вертикально вверх, чтобы посмотреть, кто не шелохнется на месте, пока та не упадет, а кому слабо. Перед рискованностью некоторых трюков меркли опасности армейской службы. Одним словом, чего только они ни вытворяли, чтобы доказать себе и другим, что они — не девчонки. На это их толкала бьющая через край мужская энергия — она переполняла их, искала выхода, кружила голову и порой приводила к безумным поступкам, но, по сути, в ней не было ничего дурного. Кларенс не считал принадлежность к мужскому полу ни грехом, ни проклятьем, ни болезнью; и Джейку это импонировало. Такая позиция была как глоток свежего воздуха.