На Братьку Михно Славка посмотрел еще злее, чем недавно на Федю:
— Ты его не путай в такие дела! Он тебе не тот Грабарь, который по гаражам.
— «Не тот»! Хорош мальчик: настоящего Левицкого приволок! Да Грабарь щенок, сявка со всей своей кодлой рядом с нашим технарем! Да за эту штуку десять кусков сразу — и то, считай, грабеж. А если бы выждать, да настоящую цену!..
Наконец Федя испугался: если десять кусков — дело серьезное. Статья. Он-то думал: ну, картинка. Не люстра же хрустальная.
— Ты здесь у меня, понял? И будет по-моему. Он сейчас отволокет назад — и ничего не было. Запомни, Братька: ничего не было! Усек?
— Дурак ты, Стась. Такой шанс в руки!
— Ничего не было, никакого шанса… А ты — волоки назад! Сейчас выйдем вместе, чтобы по дороге без приключений.
Федя ужасно обрадовался, что Славка пойдет вместе с ним: при Славке точно не будет никаких приключений!
_ Досыпай, мы пошли, — вполне мирно сказал
Славка, будто не он только что говорил с Братькой Михно зло, как со врагом.
— Дурак ты, Стась: такой шанс, — безнадежно вздохнул Братька Михно.
Славка с Федей вышли> Славка запер снаружи дверь ателье.
Уже на улице Славка взглянул на картину:
— Эх, надо было прикрыть какой тряпкой. Ладно, донесем.
Федя теперь трусил по-настоящему: в руках ворованная вещь за десять кусков или даже гораздо дороже. Никому не докажешь, что неворованная, если что! И обязательно попадутся навстречу какие-нибудь прохожие, свидетели!.. Но улица была пуста.
Молча дошли они до парадного.
— Ну поднимись, положи назад, а я подожду, — небрежно сказал Славка.
Федя прислушался: тихо на лестнице. И побежал наверх.
Так же аккуратно вставил ключ, открыл дверь. Стараясь уменьшиться в весе, прошел по скрипучему паркету прихожей, отлепил бумажку, вошел в комнату Леонида Полуэктовича… Не наделать бы шуму в последний момент! Федя прислонил Левицкого к штабелю и двинулся назад к двери. Бесшумно шагнул в коридор. Прилепил слюнями бумажку с печатями. Пошел назад по коридору… И когда был уже в одном или двух шагах от прихожей, впереди щелкнул выключатель — и Федя оказался нос к носу с дедом! Ничего, полбеды. Вот если бы с Левицким в руках!..
Федя-то настороже — и то неприятно. А деду? Вышел человек мирно в уборную, идет себе в кальсонах — и вдруг из темноты фигура навстречу!
— А?!. Кто?!.
— Тихо, дед, не бойся, это я.
— Кто?! Ты, Федька?! Ты чего?! Что случилось?! Да, что случилось? Почему Федя здесь? Срочно
объяснить, почему он здесь!
— Да понимаешь… Шел домой… А тут стоит кодла. Каратисты эти. Они слово, я им — их-то много. Пришлось рвать когти. Хорошо — рядом парадняк этот. И ключ с собой. Потому ушел. А то бы сделали козью морду.
Да как же — среди ночи, на человека! Надо в милицию!
Да, стой сейчас Федя с Левицким в руках, пришлось бы разговаривать иначе. А так стало даже смешно: дед толстый, живот выпирает из кальсон, на груди шерсть седая.
— Какая милиция? Ушли давно. Увидали, что я утек домой. Я тоже пойду.
— Ты что? А вдруг они еще внизу?
— Выгляну, посмотрю. Да нет, ушли. Я ж здесь спасаюсь уже минут пятнадцать. Посидел в кухне, почитал старую газетку.
— Подождал бы еще. Посидел.
Федя бы посидел, а Славка внизу постоял? Еще подумает, что накрыли Федю с Левицким!
— Не, почапаю. Надо. Хорошо, когда вот так: убежище по пути.
— В старые времена цари дворцы себе строили, чтобы ночевать на полпути. Вот как Чесменский. Назывались путевыми или попутными. А у тебя здесь попутная квартира.
Колоссальный дед у Феди: стоит среди ночи в одних кальсонах и читает лекцию!
— Ладно, дед, досыпай, а я почапал. Дойду цел, не боись.
Выскочил на лестницу, закрыл за собой дверь — уф, облегчение!
Славка стоит, курит внизу — заждался.
— Долго ты.
— Бумажка долго отлеплялась чего-то. Не хотелось рассказывать про деда.
С минуту они молча шли по пустой улице. Да теперь пусть бы прохожие — не страшно! Наконец Славка сказал:
Ты пока не заходи ко мне. Пока у меня этот Братька. Ни к чему тебе. Скоро уедет. Не могу ему отказать — поесть да переночевать. Он ничего парень, только свихнутый. Со мной случай был когда-то: переломал я одному гаду кости. Я-то приемы знаю. Оборона, но ее не сразу докажешь, когда я цел, а он инвалид. Тем более и вступился не за себя, прокурор так и сказал: «Нечего было лезть, шел бы мимо!» Сама «Комсомолка» выступила, статья была на полгазеты, потом, говорят, писем чуть не тысяча — защитили, короче, но пока дело делается, откантовался я год на лесоповале. А там блатники не любят таких, потому что я им не поддался, кланяться им не хотел. Вот и сунули аккуратно под трелевку — потому и стало у меня на одну ногу меньше. А этот Братька Михно вытащил, а то мог бы совсем туда… — Славка небрежно махнул рукой куда-то вверх. — Вытащил. Не знаю почему. Полюбил меня за что-то. Потому я ему как бы должен. Он хороший парень. Но артист еще тот. Был простой кукольник — ну там пачку денег нарезанной бумагой подменить, потом стал на билетах лотерейных выигрышные номера подделывать, а теперь вон куда взлетел — картины заменяет: оригинал на копию так, что не отличишь. Тоже, между прочим, талант. Ему бы в реставраторы — большой вышел бы спец. Понял теперь, почему он сделал стойку на ту девочку? Он бы ей перешерстил коллекцию! И ты тоже… Потому не заходи пока — молодой ты против него. Я-то ему не поддамся, но не накормить не могу!.. Ну давай, пока. Спасибо. Здорово ты придумал с этим пеленгатором.