Мы попрощались с Надеждой, и я положила трубку.
Она позвонила вечером, когда я уже подумывала ложиться спать.
– Полина, я была у Натальи Георгиевны, она согласилась поговорить с тобой завтра. Ты сможешь подъехать к ней на улицу Техническую?
– Разумеется. Номер дома?
– Тридцать три, квартира двадцать.
– Во сколько?
– Она сказала, что можно приехать к одиннадцати. Я тоже подъеду.
– Тогда давай ровно в одиннадцать, у подъезда.
Ну вот. Завтра я увижу эту женщину, потерявшую двух сыновей в течение двух месяцев. Наверное, это самое страшное, что может быть в жизни, – потерять своих детей. Обоих. Теперь у нее никого нет. Хотя почему – никого? У нее есть сноха и внук. Неизвестно только, в каких она с ними отношениях.
На другой день ровно в одиннадцать я вышла из машины около дома номер тридцать три по улице Технической. Это была обыкновенная кирпичная пятиэтажка. Надежда уже стояла у двери подъезда. Она была в куртке и без шапки, в общем, одета уже по-весеннему, хотя на улице стоял легкий морозец. Мы поздоровались, Надя открыла дверь подъезда своим ключом-магнитиком, и мы вошли.
Квартира номер двадцать находилась на самом последнем этаже. Пока мы поднимались по лестнице пешком, Надежда инструктировала меня, как надо вести себя с ее свекровью. В частности, она предупредила меня, чтобы я ничему не удивлялась. Я и сама давно уже научилась это делать. Если бы еще в моей власти было – не удивлять других!
Нужная нам дверь оказалась не железной, а самой обыкновенной, деревянной. Такие теперь – большая редкость. Практически все граждане уже давно поставили у себя железные надежные двери. Но Надины родственники к таковым не относились.
Мы позвонили. Нам открыли сразу, как будто очень нас ждали. На пороге стояла дама лет пятидесяти пяти или около того. Не очень высокая, но дородная и, как говорит мой дед, видная. Огненно-рыжие волосы ее были собраны в высокую прическу, на лице – макияж, на шее, руках и в ушах – украшения. Дорогое платье темно-зеленого цвета сидело на ней просто изумительно. Гордая осанка выдавала в ней женщину волевую, с характером. И только одно было в ней, не соответствующее всему остальному, – ее глаза. Очень печальные зеленые глаза, смотревшие так, будто она терпела невыносимую боль. И еще губы, подкрашенные, плотно сжатые, с опущенными книзу уголками.
Женщина отступила назад, давая нам возможность войти в квартиру.
– Здравствуйте, Наталья Георгиевна.
– Здравствуйте.
А у нее хороший грудной голос. Низкий тембр, чуть с хрипотцой.
– Это – Полина, я вам говорила о ней.
– Помню. А я – Наталья Георгиевна. Проходите.
Она не стала говорить о том, как ей приятно со мной познакомиться и прочую ненужную ерунду. Я заметила, что высказывается она очень лаконично, и это мне понравилось. Мы прошли в комнату, где еще совсем недавно жил младший сын этой женщины. Похоже, здесь все так и осталось, как было при нем. Вот диван, далеко не новый, не разложенный, с одной подушкой. Маленький компьютерный стол у окна, на нем – плоский монитор, клавиатура, темно-синяя кружка с надписью «Валера». Возле стола – вертящийся стул. Шифоньер с антресолью. Рядом – тумбочка с недорогим музыкальным центром. В углу – довольно старый телевизор, собранная гладильная доска. На полу – голый, местами обшарпанный линолеум, даже ковровой дорожки нет. На окнах – жалюзи, на подоконнике ни цветочка. Все более чем скромно. Практически бедно.
На маленькой подставке для телефона стояли два больших портрета. С них смотрели молодые симпатичные парни: один – чуть постарше, улыбающийся, с открытым лицом, в несколько неестественной, театральной позе, другой – со взглядом испуганного ребенка. Перед последним стоял стакан с водкой, накрытый сверху куском хлеба. Рядом горела в подсвечнике тонкая церковная свеча.
Хозяйка опустилась на стул, предложив нам присесть на диван. Мы с Надеждой сели. Женщина смотрела на меня выжидательно, не говоря ни слова. Должно быть, ждала, когда я заговорю первой. Что ж, первой так первой.
– Наталья Георгиевна, я знаю о вашем горе. Примите мои соболезнования.
– Спасибо.
– Ваша сноха обратилась ко мне, как к юристу…
– Так вы юрист?
Женщина удивленно вскинула брови. Интересно, подумала я, неужели я так не похожа на всех остальных юристов? Заметив мое замешательство, Надежда пришла мне на выручку.
– Полина, я сказала Наталье Георгиевне, зачем я обратилась к тебе.
А вот это напрасно, подумала я. Чем меньше людей в курсе дела, тем лучше. Лишние уши – это и лишние языки. Я всегда старалась привлекать к делу только самых необходимых людей, да и тем не давала полной информации. Но раз человек уже в курсе, тут ничего не поделаешь.
– Наталья Георгиевна, во-первых, я действительно по образованию юрист…
– Вы сможете отомстить убийце моего сына?
Подкупающая прямота! Я покосилась на Надежду. Та округлила глаза и покивала головой: да, мол, что делать, вот такая у меня свекровь.
– Полина, я могу предложить вам деньги. У меня есть кое-какие сбережения… Мой отец оставил мне свою квартиру, я могу продать ее. А пока – вот…
Женщина достала из кармана сложенную в несколько раз бумажку и протянула мне.
– Что это?
– Деньги. Тысяча долларов. Это задаток. Если такая сумма вас устроит…
– Нет, нет, Наталья Георгиевна, вы не поняли. Я не нанимаюсь киллером. Я не по этой части…
– Как? А Надежда сказала, что вы отомстите этим Дьяченко!
– Только не за деньги.
– Чего же вы хотите? – насторожилась женщина.
– Справедливости. Мы будем их судить…
– Суда не будет. Следователь не видит состава преступления. Мне так сказали. Так что Фемида в данном случае бессильна.
– Судить убийц мы будем сами. Своим судом. Если Фемида, богиня правосудия, бессильна, в дело вступает ее сестра – Немезида, богиня неотвратимого возмездия. Супруги Дьяченко, в конце концов, получат заслуженное наказание.
– Но как?!
– В свое время вы все узнаете. А пока ответьте мне, пожалуйста, на такой вопрос: как давно вы видели своего племянника?
– Толика? Очень давно… Лет… Господи, когда же это было?
– Лет двадцать – двадцать пять тому назад?
– Да, кажется…
– А каким он тогда был, вы можете описать его характер?
– Да ему тогда было лет девять или восемь… не помню. А характер у него всегда был вредный. И еще он был жадным. Помню, как-то сестра была у меня в гостях с Толиком. Я дала всем мальчикам конфеты – поровну, по три штуки. А когда вышла из комнаты, услышала возню и сопение. Я тихонько заглянула в дверь и увидела, как Толик отнимает конфеты у моих сыновей, они тогда совсем маленькие были, Валере лет пять было или даже меньше. Я понаблюдала за ними некоторое время, а когда увидела, что Толик все конфеты у братьев отнял и рассовал по своим карманам, я вошла в комнату и спросила, что тут происходит. Валентин ябедой никогда не был, он промолчал, а вот Валерик сказал, что старший брат отнял у них гостинец. И представьте, Толик, не моргнув глазом, тут же достал конфеты из кармана и вернул братьям.
– Да, это о многом говорит. Если уже в восемь-девять лет он готов был обобрать своих младших братьев…
– Полина, почему вы спросили о Толике? Какое он имеет отношение к этой истории?
Глава 4
Как мне не хотелось наносить еще один удар этой женщине! Вернее, даже два. Ведь она все еще считала своего отца живым. А узнать, что ее племянник является убийцей ее сына – тоже сюрприз не из приятных. Но деваться было некуда. Да и потом, она все равно рано или поздно узнает.
– Наталья Георгиевна, где Толик сейчас?
– Толик живет и работает где-то далеко на Севере.
– А ваш отец – далеко, в Израиле?
– Да. А что?
– Странно, что вам до сих пор не сообщили. Скорее всего, на днях вы все узнаете…
– О чем же сообщили? Что я должна узнать?
Нет, в ее голосе не было страха и тревоги. Должно быть, она уже все потеряла в этой жизни и испытать бóльшую боль она все равно не в состоянии. Поэтому я сказала без всякой подготовки: