— Такое хранилище есть и у Советов, — уточнил князь. — Гохран называется.
— Возможно, но Рудакову оно недоступно. Так что начинать ценовую войну в той ситуации было бессмысленно. Но хуже всего, что рынок алмазов ограничен и если желаешь получить хорошие прибыли, нет никакого смысла его рушить. Если бриллианты не станут покупать в Америке и Европе — их не удастся продать в соизмеримых количествах в Африке и Азии. Разве не так?
Я действительно не стал связываться с Рудаковым и его «Главалмаззолотом», но подкинул ему неплохую идею — сообщить партнерам из «Де Бирс» о том, что такие переговоры идут. Филипп Оппенгеймер, видимо, почувствовавший, что пахнет жаренным и сразу же примчавшийся в Москву, предложил пересмотреть действующий договор в сторону улучшения его условий для Советов. Рудаков был счастлив — простым блефом ему удалось выгадать примерно семьдесят миллионов долларов в год. Его позиции в советской номенклатуре существенно упрочились и теперь он сидел в своем кресле полновластного властелина советских алмазов как бронзовый памятник.
И, кажется, Лобанов это хорошо понимал — что их просто обманули.
— Знаете, Филипп еще тогда хотел послать к вам Николаса, но мы посчитали, что это никогда не будет поздно сделать. А действующие контракты иногда даже стоит пересмотреть. Я вас еще немножко поспрашиваю, хорошо?
Я пожал плечами:
— Спрашивайте, князь. Когда что-то рассказываешь внимательному собеседнику, часто самому ситуация становится понятнее. Спрашивайте.
— Вы застраховали свой основной контракт на запредельную сумму. Почему?
— Предосторожность. Не хотелось бы потерять деньги просто потому, что какой-нибудь их новый Генсек вдруг решит изменить правила.
— Мудрый шаг. Особенно, если опасения верны. Вы слышали, что там сейчас происходит?
— Вы про их Президента?
— Да, я говорю о товарище Баталине. Вы поддерживаете его избрание?
— А у меня есть альтернатива поддержке? Разве я могу поехать к большевикам и сказать им: «ваш выбор недействителен, давайте проведем процедуру снова»?
— Есть много способов повлиять на действительность.
— Вас чем-то не устраивает господин Баталин? Горбачев был бы лучше?
— Горбачев был наш. Наш с потрохами. Вы знакомы с программой Баталина?
Смотревший до того отрешенно на горы, князь с этим вопросом повернулся ко мне.
— Да, я ее читал.
— И что вы о ней думаете?
— Будут небольшие трудности. Думаю, легко преодолимые.
— Вы, кажется, не понимаете всей глубины угрозы для свободного мира. Позвольте говорить с вами начистоту? Сколько времени вы работаете с большевиками?
— Года три-четыре.
— Немного. Я знаком с ними с самого рождения. А бизнес с ними веду уже пятнадцать лет. Поэтому кое-что знаю совершенно точно. И правда состоит в том, что моих соотечественников, тех, кто сейчас правит в Москве, нельзя выпускать на открытый рынок на их условиях. Ведь это послужит укреплению власти коммунистов. Они сейчас сговорчивые, потому что нищие — им не дают кредитов, им не продают технологии, они вынуждены догонять и маневрировать. Но что будет, если они получат за свою нефть, за свои алмазы, за свой лес и электроэнергию настоящую цену? В такой ситуации вы вечно будете беднеть, а они — богатеть. Единственный вариант взаимодействия с ними — игра на разнице внутренних, большевистских, от внешних, мировых цен. Чем вы успешно занимаетесь. Если же они решат сами торговать по мировым ценам, что предусматривает программа Баталина, — можете закрывать свой бизнес.
— Им все равно понадобятся кредиты. Им понадобятся гарантии, им нужны будут агенты. Ваш «Де Бирс» торгует с Москвой уже…
— Тридцать лет и именно на разнице между внутренними и внешними ценами. Отнюдь не на паритетных началах. И вы не представляете, чего нам стоило загнать большевиков в отведенные им пределы. Они ведь пытались выйти на рынок самостоятельно еще задолго до вашего разговора с Рудаковым. Но представьте, что стало бы с рынком, если бы предложение вдруг поднялось процентов на тридцать в одночасье? И не только в ювелирной промышленности, но и в создании режущих инструментов, абразивов — всюду, где могли использоваться алмазы? Рынок просто бы рухнул!