— В ВАЗ? — в глазах Васильева читалось сомнение.
— Можно и в ВАЗ, — кивнул я, — но я слышал, у вас есть талантливые одиночки, раз за разом придумывающие новый дизайн, концепцию автомобиля будущего и раз за разом остающиеся не у дел. Гвидо, где твои документы?
— МАЗ «Перестройка», — откликнулся мой помощник, положив на стол прозрачную пластиковую папку, — НАМИ Компакт, НАМИ Охта, электромобили и гибридные машины. Так же у господина Майнце вызвали интерес работы Юрия Долматовского по созданию компактных однообъемников.
Баталин вынул из файла несколько газетных вырезок, фотографий, недолго изучал их, потом передал Васильеву:
— Это у нас сделано?
— Вы же видите на капоте тягача надпись МАЗ? Не сомневайтесь. Я готов проинвестировать строительство завода на паритетных с вами началах и заняться дистрибуцией его продукции в Западной Европе. Мои деньги и специалисты в области маркетинга — ваши люди, земля, энергетика, технические идеи. Я готов даже отдать вам контрольный пакет акций этого завода. Мне будет достаточно пятидесяти процентов без одной акции. Подумайте: это тысячи новых рабочих мест, выход на новые рынки, валютные поступления…
Над столом повисла тишина, только слышно было, как передаются из рук в руки бумаги Гвидо, как шелестят страницы газет.
— Что скажешь, Александр Михайлович? — спросил наконец Баталин.
— Нужно хорошо подумать, Юрий Петрович, — отозвался министр. — Неожиданно это все.
— Сколько времени ваше предложение будет в силе? — обратился ко мне Баталин.
— Месяц, — я посмотрел на Лу, рисующему ручкой на бумаге своих обычных чертиков. — Пока у меня нет никаких других инвестиционных проектов, я готов подождать. Но через полгода, боюсь, они появятся, и мои деньги окажутся занятыми.
— Хорошо, — кивнул Баталин. — До тех пор все останется как есть. И… мне хотелось бы узнать один ответ.
— На незаданный вопрос?
— Я его сейчас задам. Скажите, это правда, что маршал Мобуту держит свои деньги в ваших фондах?
Я даже заерзал на стуле — очень уж не ждал чего-то подобного. Сидевший рядом Луиджи начал писать под чертями итальянские ругательства, злясь на себя, что допустил утечку. Папа сделал очень круглые глаза — для него это тоже оказалось неожиданностью.
— Откуда вам это известно, Юрий?
— У меня есть немножко осведомленных подчиненных.
— КГБ?
— И они тоже.
— Ну что ж, не стану отрицать. Значительная часть из пяти миллиардов господина Мобуту остается в принадлежащих мне фондах.
Год назад, когда Заир объявил дефолт, к Пьеру Персену наведались эмиссары чернокожего диктатора, почуявшего, что под его капитал в швейцарских банках активно копают американцы, очень желающие прибрать деньги к своим рукам. В чем была бы определенная историческая справедливость, ведь деньги эти были частью выданных Заиру кредитов и выкупленных облигаций. Четверо здоровенных негров в костюмах от парижских портных блестели зубами, пучили глаза, громко верещали что-то на своем диалекте французского и требовали принять от них деньги в доверительное управление, чем очень испугали моего финансиста. Пьер не хотел связываться с деньгами сомнительного происхождения, но я посчитал, что смогу на них хорошо заработать. И вот теперь советская разведка, кажется, что-то пронюхала.
— А вы знаете, что он сделал со своей страной? — в Баталине зачем-то вдруг прорезался комсомольский политинформатор. — Вы понимаете, что все его деньги — кровавые и грязные? Я хочу понимать — будут ли ваши проекты в СССР финансироваться этими деньгами? Мне меньше всего нужны международные скандалы.
— Нет, господин Президент, эти деньги — просто гора долларов, — я постарался вложить в голос всю возможную убедительность. — Грязными или чистыми их делает наше к ним отношение. Ни Франция, ни Бельгия, ни Китай не считают господина Мобуту преступником. Но если вас это в самом деле беспокоит, то маршала больше интересуют вложения в недвижимость, чем в промышленные предприятия. Можете не волноваться, никто не скажет, что новая индустриализация России проводится на деньги, отобранные у обездоленных африканцев. И господин Мобуту никогда не придет к вам требовать дивидендов.
Я никому не собирался говорить, что своих денег африканский людоед больше не увидит. Никогда. Мне дешевле будет отправить в Киншасу пару десятков головорезов Лу, чтобы они проводили маршала Мобуту в последний путь, чем отдавать ему наворованные им у своего народа деньги. И вот уж эта операция не вызовет во мне никаких угрызений совести — бешеной собаке лучше сдохнуть.