Взяв его руку, я повернула ее ладонью вверх на своей коленке и написала: Т-Ы-О-Т-С-Т-О-Й.
Он засмеялся.
Девушка в фильме объясняла своей лучшей подруге, зачем той нужно было бороться за парня. Но я никак не могла вникнуть в ее речь, потому что рука Брейдена так и осталась лежать на моей коленке, и та горела от единственного соприкосновения наших тел, которое лишало меня любой связной мысли. Почему он оставил ее там? Разве он не должен был ее убрать? А может, Брейден настолько увлекся фильмом, что не осознавал, где лежала его рука? Мы годами сидели рядом друг с другом. Возможно, ему просто было так комфортно со мной, что он даже не придал этому значения. И вот здесь я начала сходить с ума – находить в этом скрытый смысл. Как глупо. Это рука. Это колено. Им посчастливилось соприкоснуться. Делов-то!
– Ты еще не звонила Эвану? – спросила Эмбер. – Давайте пригласим его сюда и устроим веселье.
– Мне завтра на работу, и я очень устала, – отвергла я ее предложение. – Это была длинная неделя. – Мне нужно было поговорить с Эваном наедине до того, как мы соберемся всей компанией. Я должна была признаться ему, что ничего к нему не чувствовала. Сердцу не прикажешь. Когда мое сердце сможет отпустить Брейдена, то, возможно, я буду готова встречаться с кем-то другим. Но не сейчас.
– Ну, у нас еще есть время до начала учебного года. Может, на следующей неделе он возьмется покатать нас на лодке.
– Только до большой вечеринки в честь окончания лета. – Брейден сжал мое колено, посылая электрический разряд сквозь мое тело, а затем убрал руку. Должно быть, я ахнула от переизбытка чувств, потому что он посмотрел на меня, нахмурив брови.
Пустяки, Брейден, просто каждый раз, когда ты ко мне прикасаешься, мое тело реагирует, вот и все. Я встала.
– Рада вас всех видеть, но я хочу вздремнуть. – И убраться подальше от Брейдена.
Брейден схватил меня за руку и притянул обратно к себе.
– Нет. Мы неделю тебя не видели. Ты должна остаться с нами.
– Я устала.
– Тогда поспи.
– Я и пыталась это сделать.
– Нет. Спи прямо здесь.
– Да, – вмешался Гейдж. – Не уходи.
– О боже, вы, ребята, превратились в детишек, пока меня не было. Хорошо. Я останусь.
Брейден запустил руку за спину и достал одну из декоративных подушек. Я положила ее на подлокотник и легла. Раньше я бы закинула ноги на Брейдена, но теперь не могла. Сейчас это казалось столь очевидным. Он сразу все поймет, если я так сделаю.
Очевидно, его такие мысли не посещали, и он притянул мои ноги к себе на колени.
– Видишь, приятно и удобно.
Надеюсь, он не почувствовал, как после этого участилось мое дыхание. Не уверена, что теперь мне удастся уснуть.
ГЛАВА 32
Дождь бил по окнам, ветер завывал. Я знала, что это был сон, уж слишком часто его видела, но все равно не могла проснуться. Мой разум был парализован, будто ждал, когда на сцену выйдет финальный элемент – моя мама. Только в этот раз она не показалась в моей комнате, как происходило всегда, наоборот, я перенеслась на заднее сиденье ее машины, которую заносило в разные стороны от сильного ветра.
Снаружи было черным-черно. Вокруг ничего не видно, только красный дождь, барабанящий по окнам. Мне не хотелось здесь находиться. Впервые за всю историю снов я заметила, что лицо мамы было залито слезами. Она плакала. Рыдала.
Я не почувствовала, как машина перевернулась, но увидела, как закружился мир – мамины руки взлетели в воздух, стекло рассыпалось вокруг нас, сверкая острыми краями, – а затем все замерло. Дождь исчез, стекло тоже, и все, что я могла видеть между передними сиденьями, – мамину бледную руку, обмякшую и красную от крови. Я закричала.
Глаза распахнулись навстречу тишине, челюсти крепко сжались. Досчитав до трех, я вспомнила, где находилась. Пойманный в ловушку моих ног, Брейден по-прежнему сидел на диване, но все остальные ушли. Из кухни донесся смех, и я поняла, что Гейдж с Эмбер были там. Я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы выровнять дыхание.
Брейден сжал мою руку, и только тогда я заметила, что он ее держал. Быстро выдернув руку, я села и стерла пот с лица.
– Поговори со мной, – сказал Брейден. – Тебе приснился кошмар?
– Да.
– Про маму?
– Да. – Я подтянула колени к груди и вперила взгляд в пространство на диване между нами. – Тут не о чем говорить. Это был просто сон. – Скорее всего, в этот раз мама плакала потому, что сегодня так много плакала я. Сны – странная штука.
Он несколько раз глубоко вдохнул.
– Помнишь, когда тебе было десять, ты открыла свое окно, сняла сетку и забралась на крышу?
Я погрузилась в воспоминания, задаваясь вопросом, почему он вдруг поднял эту тему.
– Да.
– Ты вообще испугалась, Чарли? Потому что я помню, что, когда мы тебя нашли спустя несколько часов поисков по району, ты просто сидела там так, будто в этом не было ничего особенного.
– Я не помню, что чувствовала. Может, и была немного напугана.
– Ты помнишь, почему туда залезла?
– Нет. А что, ты знаешь?
– Да.
Я наконец посмотрела ему в глаза, и сожаление, отражающееся в них, меня напугало.
– Почему? Почему ты так на меня смотришь? Почему ты мне это говоришь?
Он взял мою руку и крепко ее сжал, теперь мне стало действительно страшно.
– Помнишь, твой папа с братьями хотели поговорить с тобой? О твоей маме?
– О маме? – Я задумалась, пытаясь собрать воедино фрагменты десятилетней давности. И вспомнила, как бежала вверх по лестнице, чтобы добраться до своей комнаты. Вспомнила, как выбралась в окно и залезла на крышу. Но не вспомнила почему. Голова трещала, пока я перебирала мысли. Папа посадил меня на диван и завел разговор о маме. Помню, как голова закружилась, в ушах зазвенело. Мне не хватало воздуха. Вот почему я вылезла в окно.
– Что он пытался мне сказать?
– Твой папа хотел рассказать, что на самом деле случилось с твоей мамой той ночью. – Голос Брейдена стал тихим, пока его большой палец вырисовывал круги на тыльной стороне моей ладони.
– Когда она попала в автокатастрофу?
Он внимательно на меня посмотрел.
– Ты действительно не помнишь, что он сказал? Если нет, Чарли, то я не вправе это рассказывать. Я думал, ты все вспомнила и тебе нужно с кем-то об этом поговорить. Думал, из-за этого тебе снятся кошмары.
В голове всплыл образ седовласого мужчины в очках. Я сидела в кресле и болтала ногами. Должно быть, я была маленькой. Он попросил меня нарисовать картинки, и я изобразила дождь и стекло. Красный дождь. Я закрыла глаза, и темноту заполнила бледная, безжизненная рука.
– Расскажи мне.
– Ш-ш-ш. Все хорошо. – Он прижал меня к груди, и тогда я почувствовала влагу на своих щеках. Быстро вытерлась, смущаясь своей несдержанности. – Ты такая сильная, Чарли. Ты все вспомнишь. И я буду рядом, когда это произойдет.
Часть меня хотела умолять его рассказать мне. Но другая часть, та, которая все еще смущалась слез в глазах, хотела закрыть этот вопрос и никогда его больше не поднимать. Хотела сесть в машину и умчаться подальше от прошлого. Сердце Брейдена размеренно билось под моей щекой. Каждый удар притягивал меня ближе к нему. Вскоре его рука начала выписывать ленивые круги на моей спине. Вот оно, определение пытки – любить кого-то, кто всего лишь хочет быть твоим другом.
– Я хочу знать, – наконец прошептала я. Мне казалось, рядом с ним я могла справиться с чем угодно.
– Тогда тебе нужно поговорить с папой.