— Ну и?
— Разумеется, против законов физики не попрешь, так что разумно будет предположить, что если я смогу поразить вас на расстоянии мили, то и вы сможете меня поразить. Таким образом, все сводится к боеприпасам. Если я отъеду дальше на пару сотен ярдов, так, чтобы ваш снаряд отскочил от меня, не причинив никакого вреда, можно ли создать снаряд, который не отскочит от вас? Вот что главное в танках. Тип, которого выудили из океана, был сотрудником военной разведки, он пытался шантажировать специалиста по танковому вооружению.
— Почему он оказался в океане?
— Вы смотрели по телевизору войну в Персидском заливе? — спросил я.
— Ну, я смотрел, — сказал Элиот.
— Забудьте о самонаводящихся бомбах, — продолжал я. — Настоящей звездой этого шоу стал основной боевой танк М1А1 «Абрамс». Счет встречи был четыреста — ноль в его пользу, а иракцы выставили все лучшее, что только смогли достать. Но поскольку войну показывали по телевидению, это означало, что мы раскрыли свои карты всему миру, так что нам пришлось к следующему разу изобрести что-нибудь новенькое. Что и было сделано.
— Что именно? — спросила Даффи.
— Если вы хотите, чтобы снаряд летел дальше и причинял при ударе больше вреда, можно увеличить заряд.
Или сделать снаряд легче. Или сделать и то, и другое. Разумеется, для того чтобы сделать снаряд легче, надо предпринять что-то радикальное. Именно это и придумали наши специалисты. Они убрали из снаряда взрывчатку. Звучит странно, правда? Казалось бы, зачем нужен такой снаряд? Подумаешь, ударится о броню и отскочит.
Но была изменена форма снаряда. Было придумано что-то похожее на гигантский дротик для игры в дартс. С оперением. Все это отливается целиком из вольфрама и обедненного урана — металлов с самой высокой удельной плотностью, какая только есть. Такой снаряд летит очень быстро и очень далеко. Его окрестили «длинной пробивной штуковиной».
Взглянув на меня из-под полуопущенных век, Даффи одновременно улыбнулась и покраснела. Я улыбнулся в ответ.
— Официально он называется по-другому, — поспешил успокоить ее я. — БПСО. Как я уже говорил, в армии любят аббревиатуры. Бронебойно-подкалиберный со стабилизирующим оперением. Как правило, такой снаряд имеет собственный реактивный двигатель. Он попадает в неприятельский танк, обладая огромной кинетической энергией. Эта кинетическая энергия превращается в тепловую, как нас и учили в средней школе. За долю секунды снаряд плавит броню, прокладывая себе дорогу, и врывается внутрь неприятельского танка струей раскаленного металла, которая убивает танкистов и поджигает все горючее и взрывающееся. Штука просто бесподобная. Любое попадание обязательно приводит к желаемому результату. Если вражеская броня оказалась слишком толстой или вы стреляли со слишком большого расстояния, снаряд просто застревает в броне, словно дротик, и расщепляется, при этом внутренний слой брони разлетается вдребезги, осыпая все вокруг осколками, как граната. Экипаж вражеского танка после этого напоминает лягушек, прошедших через мясорубку. Это оружие стало поистине революционным прорывом.
— А причем тут тот тип из океана?
— Он получал от инженера, которого шантажировал, копии чертежей, — сказал я. — Постепенно, в течение длительного времени. Мы за ним следили. Нам было известно, чем он занимается. Мерзавец собирался продать информацию иракской разведке. Иракцы намеревались к следующему раунду уравнять силы. Американская армия не собиралась этого допустить.
Элиот пристально взглянул на меня.
— И поэтому тот тип был убит?
Я покачал головой.
— Мы отправили пару военных полицейских, чтобы его арестовать. Поверьте мне, все должно было быть сделано в рамках закона. Но произошли непредвиденные осложнения. Этому типу удалось бежать. Он мог исчезнуть. Но американская армия очень этого не хотела.
— И тогда его попытались убить?
Я снова уставился в небо. Ничего не ответив.
— Это уже было не в рамках закона, так? — спросил Элиот.
Я молчал.
— В архивах данных об этом нет, — продолжал он.
Я снова ничего не сказал.
— Но он не умер, — сказала Даффи. — Как его звали?
— Куинн, — ответил я. — На мой взгляд, самый плохой человек из всех, кого я знал.
— И именно его вы видели в воскресенье в машине Бека?
Я кивнул.
— Шофер увез его от симфонического зала.
Я сообщил Даффи и Элиоту все известные мне подробности. Но мы понимали, что эта информация бесполезна. Нельзя было даже представить, что Куинн оставил свою прежнюю фамилию. Так что я смог только предоставить описание внешности ничем не примечательного белого мужчины лет пятидесяти с двумя шрамами от пуль 22-го калибра на лбу. Лучше чем ничего, но все же пользы от этого никакой.
— Почему мы не нашли в архивах его пальчиков? — спросил Элиот.
— Все данные о нем стерли, — сказал я. — Как будто Куинна никогда не было.
— Почему он остался в живых?
— 22-й калибр с глушителем, — объяснил я. — Оружие стандартное для тайных операций. Но не слишком мощное.
— Этот Куинн до сих пор представляет собой опасность?
— Только не для армии, — сказал я. — Это уже дело прошлое. С тех пор прошло больше десяти лет. Бронебойно-подкалиберный снаряд скоро отнесут в музей. Как и танк «Абрамс».
— Тогда зачем же он вам нужен?
— Потому что в зависимости от того, что именно Куинн помнит, он может быть опасным для того, кто его брал.
Элиот кивнул, ничего не сказав.
— Куинн произвел на вас впечатление важной персоны? — спросила Даффи.
— В субботу? В машине Бека?
— Определенно, он выглядел человеком состоятельным, — сказал я. — Дорогое кашемировое пальто, кожаные перчатки, шелковый шарф. Он произвел на меня впечатление человека, привыкшего к тому, что его возит личный шофер. Он просто сел в машину, словно это было что-то само собой разумеющееся.
— Он поздоровался с шофером?
— Я не заметил.
— Нам необходимо точно определить его место, — сказала Даффи. — Попытайтесь восстановить весь контекст. Как вел себя этот Куинн? Он пользовался машиной Бека. При этом он вел себя так, будто машина была его по праву? Или как если бы кто-то сделал ему одолжение?
— Он вел себя так, будто машина была его по праву, — подумав, сказал я. — Будто он пользуется ей каждый день.
— Значит, он ровня Беку?
Я пожал плечами.
— Возможно, он босс Бека.
— В лучшем случае партнер, — возразил Элиот. — Наш парень из Лос-Анджелеса не отправился бы в такой дальний путь лишь для того, чтобы встретиться с чьим-то подручным.
— Не могу себе представить Куинна чьим-либо партнером, — заметил я.
— Что он представлял из себя?
— Был нормальным человеком, — сказал я. — Для офицера военной разведки. В основном.
— Но только он стал шпионом, — заметил Элиот.
— Да, — согласился я. — Он стал шпионом.
— А также он чем-то провинился, и его решили убить втихую.
— И это тоже.
Даффи умолкла, напряженно думая. У меня возникло сильное подозрение, что она пытается придумать, как можно меня использовать. И я совершенно не возражал против этого.
— Вы еще задержитесь ненадолго в Бостоне? — наконец спросила она. — Где мы сможем вас найти?
Я сказал, что задержусь, и на этом закончился день номер пять.
Познакомившись в спортивном баре со спекулянтом билетами, я провел большую часть дней номер шесть и семь на стадионе, наблюдая за тем, как бейсбольная команда «Ред Сокс» пытается набрать форму в начале сезона. В пятницу в матче было одиннадцать периодов, и он закончился очень поздно. Поэтому почти весь день номер восемь я проспал, а вечером отправился к симфоническому залу, чтобы посмотреть на выходивших после концерта зрителей. Вдруг Куинн приобрел абонемент на сезон. Но он так и не показался. Я прокрутил в памяти то, какой именно взгляд он бросил на меня неделю назад. Такой взгляд мог бросить простой прохожий, недовольный толпой, запрудившей улицу. Но может быть, за этим стояло что-то еще.
Сюзен Даффи перезвонила мне утром дня номер девять, в воскресенье. Ее голос прозвучал совершенно иначе. Прозвучал как голос человека, который много думал. И придумал какой-то план.