А наш дядя Петя уже лет пятнадцать, как застрял в капитанах, потому что для должности старшего участкового — это потолок. А поставить его на другую, присвоить майора, не позволяет образование, потому что у старшего участкового нет даже четырех классов. Это в фильмах про полковника Зорина можно было дослужиться до полковника, не имея среднего образования, а у нас нет, не выйдет.
Пётр Васильевич многому научил меня тогда. Это он первым привил привычку никогда не стоять перед дверью, и она потом много раз выручала меня. Смешно, я, даже идя в гости к друзьям, после звонка всегда становился сбоку от двери — правило впиталось навсегда. Это он заставлял меня всегда таскать верёвку в кармане «на всякий случай» и научил нескольким хитрым узлам, чтобы одним движением захлестнуть петлю на запястьях очередного нарушителя. И правильно разговаривать с жуликами тоже он научил. Ну, конечно, не только он. Сама жизнь учила, да и другие коллеги. Только другие- то иногда обидно это делали, а у дяди Пети это получалось душевней. И погасить семейный скандал так, чтобы обе враждующие стороны ему ещё и спасибо сказали, мог только он. У других участковых так не получалось. У меня, признаюсь, тоже.
В семьдесят шестом мой наставник казался едва ли не глубоким стариков. А сколько тогда ему было? Пятьдесят три года. Всего-то? Так я сам ушел «на дембель» в пятьдесят два, а потом еще лет с десяток обеспечивал безопасность крупного бизнеса — как и большинство коллег-ветеранов, не сгоревших дотла еще в служебные годы. Но таких, чтобы здоровых и относительно целых, осталось немного. Какая там работа? Хорошо, что пенсия более-менее приличная.
— Алексей, ты пока резких движений не делай. В печень меня не кололи, но в другую часть тела бывало. Ничего, парень ты молодой, заживет, как на собаке. Ну-ка, поднимай голову, еще немножко пивни.
Замечательный человек Петр Васильевич, но вот беда — не должно его быть в этой больнице. После своего увольнения со службы, а было это… в семьдесят девятом году, прожил он недолго и умер в разгар Олимпиады — 80. А я как раз в ту пору был в Москве, «на усиление», так сказать. Обидно, что даже на похороны своего наставника прийти не сумел. А может и правильно. Чего и ходить-то, если мы с ним тут встретились? Авось, дядя Петя, который вводил меня в тонкости службы участковых инспекторов, поделится тайнами загробного существования.
Но руки теплые, ладони жесткие. Не похож мой наставник ни на покойника, ни на призрак.
А Петр Васильевич уже успел развернуть бурную деятельность. Открыв мою тумбочку, деловито сложил в нее бритву, зубную щетку и коробку. Так, а коробка-то с чем? Неужели с зубным порошком? Хорошенькая загробная жизнь у ментов — и тут-то не смогли хотя бы зубную пасту организовать. Имеется же в продаже зубная паста, тот же «Поморин». Ладно, порошок тоже сойдет. Вспомню золотое детство и пионерский лагерь.
— Ты уж извини, что я у тебя в комнате похозяйничал, — повинился дядя Петя. — Но как услышал, что ты ранен, но вроде живой, так вначале в общежитие твое побежал, чтобы кое-что подсобрать. Бельишко тебе прихватил — чтобы трусы свои, а не казенные, майку. При ранениях чистое белье — первое дело. Твое-то ведь все в крови нынче, да еще и изымут небось, как вещдок. Рубашку и прочее я потом принесу. Вот, кружка тебе нужна. По своему опыту знаю, что в госпитале или в больнице с этим беда. Ну, ложки с мисками тут к завтракам и обедам дают.
Сделав усилие — все-таки, не каждый день разговариваешь с покойником, спросил:
— А я давно здесь?
— Так вторые сутки. К тебе вчера Женька Митрофанов приходил, показания хотел взять, но ты еще без сознания был. Женька до врача — ты же его знаешь, дуролома, потребовал, чтобы тебя в чувство привели, а врач только плечиками пожимает — мол, все так и должно быть, была операция, отдыхает.
Хм… Женька Митрофанов — ну, давным-давно Евгений Матвеевич, звонил на днях, на рыбалку звал. Говорит — щука плавает во-оот такенная! Карась сам на крючок бросается. Но не любитель я рыбной ловли. Если бы за грибами, то сходил. Да и не выпить мне столько, сколько Жека выпьет. А он ведь еще и постарше меня, лет на пять. Когда я участковым стал, получил первую звездочку на погон, он уже в старлеях ходил. Очень любил говорить, подражая Папанову: «Лэйтенант я, старшой».