Уже здесь я узнал, что семнадцать лет назад Юсуф ибн Аюб, в то время сотник с расширенными полномочиями, потому что был племянником командующего армией Асада ад-Дина Ширкуха, был посвящен в рыцари Онфруа де Тороном, коннетаблем Иерусалимского королевства; что, как полководец, он осторожен, а злые языки утверждают, что слишком; что ненавидит тамплиеров и госпитальеров, созданных именно для борьбы с мусульманами, и туркополов — наемников, принявших христианство, которых считает предателями и уничтожает без колебаний; что, как курд, с уважением относится к конным воинам, особенно знатным; что человек рациональный, умеющий просчитать свою выгоду и поступить нетипично. Вот я и решил проверить последние два утверждения. Мы отряд конных воинов, не замаранных уничтожением безоружных мусульман, среди нас нет тамплиеров и госпитальеров, и готовы отслужить верой и правдой.
Меня приняли в том же дворце, в котором я бывал вместе с Гаем Юлием Цезарем. С меньшей уверенностью могу утверждать, что в том же кабинете, где обычно работал консул-император. Обстановка в помещении поменялась, поэтому могу ошибаться. По обе стороны от входа стояли два охранника в белых чалмах, туниках и шароварах, вооруженные короткими копьями и кинжалами, засунутыми за широкий черный кушак. Еще два стояли по обе стороны от Юсуфа ибн Аюба, который сидел в кресле, поставив ноги в деревянную миску с водой, и рабыня, вроде бы, молодая, со спины трудно определить, мыла их. Султану Египта тридцать семь лет. Лицо узкое вытянутое с длинным семитским носом и густой черной растительностью на лице. На тюрка не похож ни разу. На нем белая туника и распахнутый шелковый красный халат с зелено-сине-желтыми драконами да змеями. На пальцах нет колец или перстней. Из украшений только на левой руке узкий золотой браслет с надписью арабицей. Еще четки в правой из черного агата, который считается магическим драгоценным камнем. Кстати, султан — это пока что не верховный правитель. Египетский считается вассалом тюркского атабека, которым сейчас является Исмаил ас-Салих, одиннадцатилетний сын почившего Махмуда Нур ад-Дина.
Видимо, Юсуфу ибн Аюбу доложили о моих лингвистических способностях, потому что не удивился, услышав приветствие на арабском языке.
— На каком языке предпочитаешь вести разговор? — задал он вопрос на тюркском.
Поскольку он курд, которые сейчас говорят на мидийском диалекте фарси, я ответил на этом языке, который вряд ли знают охранники-тюрки:
— На каком тебе удобней.
Султан Египта улыбнулся и сделал вывод:
— Ты похож на франка внешне, но не внутренне.
— У меня был учитель-халдей, который часто рассказывал о своей родине и учил меня многому, — на ходу придумал я.
Сейчас халдеями называют всех ассирийцев, принявших христианство.
— О чем ты хочешь со мной договориться? — спросил он.
— Видишь ли, нас пригласили сюда сицилийцы, чтобы мы помогли захватить Александрию, а сегодня подло бросили, удрав без предупреждения, хотя места на галерах было много. Не знаю, почему они так поступили, но такое нельзя оставить без наказания. Нам бы очень хотелось рассчитаться с сицилийцами. К сожалению, добраться до них теперь не сможем, потому что твои воины окружили нас. Сдаваться мы не собираемся, так что погибнем, забрав с собой и много их жизней, — сделал я вступление и перешел к главному: — Не лучше ли тебе сохранить своих и вдобавок получить союзника в виде отряда опытных и смелых конных воинов? Мы готовы отслужить тебе год, воюя против твоих врагов мусульман, византийцев и сицилийцев, бросивших нас, но не против других христиан. Мы не хотим быть такими же предателями, как туркополы. Я предполагаю, что в ближайшее время тебе придется много воевать с теми, кто отрекся от своего атабека, — и, улыбнувшись заговорщицки, добавил: — а потом и с теми, кто его поддерживает.
— Ты знаешь, что я собираюсь сделать⁈ — шутливо удивился он. — Даже я без понятия!