Выбрать главу

В этом плане в более продвинутой Восточной Римской империи, она же Греческая, любовника ждала кастрация, а женщину — отрезание носа, чтобы больше никого не смогла прельстить. У мусульман сложнее. Для обвинения в прелюбодеянии нужны показания четырех свидетелей, причем не абы кого, а благочестивых людей. Тогда обоих виновных забьют камнями. Если свидетели не найдутся или не подтвердят, обвинивший сам получит восемьдесят ударов плетью, что, по сути, является смертным приговором или инвалидностью. Я прямо так и вижу четырех приличных людей, которые сутки напролет шляются по чужим домам, проверяя, не прелюбодействует ли кто-нибудь. При этом обвинить можно только мухсанов — добродетельных, целомудренных, состоящих в браке или вдовцов, разведенных. Остальных негодяев осчастливливают сотней ударов плетью и изгнанием на год, а рабов и вовсе половиной этой порции — хоть какой-то плюс от социального неравноправия.

Помочь Арлете я ничем не мог. Более того, любые мои действия были бы подтверждением обвинений в ее адрес. Так что я даже рядом с ее домом и церковью святого Иоанна не появлялся, чтобы случайно не встретиться.

На этот раз причин задерживаться в Акре не было. Мы сдали привезенный груз, начали принимать заготовленный для Венеции. Во второй половине дня я пошел к оптовому торговцу специями и благовониями, чтобы купить столько, сколько влезет в мою каюту. Оставлю лишь немного свободного места у двери на случай шторма. Весь рейс буду жить на полуюте. Погода теплая, потерплю. Зато на перепродаже заработаю даже больше, чем за перевозку чужих грузов. Еще три-четыре ходки — и смогу набить трюма своим дорогим грузом и послать венецианцев, пусть и не к черту, но дальше будем действовать, так сказать, в одной весовой категории.

Никаких подлян от деловой прогулки я не ожидал, поэтому одет был в шелковую голубую тунику-камизу и черные льняные штаны. На голове соломенная шляпа со сравнительно широкими полями — внебрачная дочь сомбреро. На широком кожаном ремне с внутренним кармашком, в котором на всякий случай лежали несколько мелких серебряных монет, висел справа кинжал в ножнах из тонких пластин черного дерева, скрепленных надраенными бронзовыми деталями. В данном случае оружие служило лишь символом статуса. То есть я не обыватель, а воин, имеющий право носить его. Оно дано городским стражникам, сержантам, вольным или состоящим в религиозном ордене, рыцарям. Дальше по одежде, украшениям определяли, к какому сорту этого говна относится вооруженный. Шелк может позволить себе только рыцарь. После захвата богатой добычи в нем могли покрасоваться и обычные воины, но недолго. К тому же, в последнем походе награбили только баранов, большую часть которых сожрали по пути в Акру.

У этого торговца-ассирийца я затаривался не первый раз, так что разговор был короткий. Он сообщил, что и сколько имеет и по какой цене. Я прикинул, сколько и чего смогу втиснуть в каюту. Составили список, договорились, что он привезет товар утром на шхуну, где и рассчитаемся. Он проводил меня, богатого клиента, на улицу, по пути обменявшись фразами о том, что скоро навигация закончится, что оба отдохнем. Пусть так думает и распродает остатки дешево. Ему не обязательно знать, что шхуна может трудиться круглогодично. К нам подошел хозяин соседней лавки, с которым я договорился о поставке свежих овощей, после чего оставил их общаться, пошел на судно.

Этих двух типов я приметил на причале. Болтались там без дела. Оба крепкие, с кинжалами на поясе и в хауберках под коттой, причем у одного кольчужный капюшон был надет. Я еще подумал, с кем они собираются сражаться? Обычно кольчугу надевают, когда собираются отправиться за пределы городских стен. Решил, что это городские стражники из ночного дозора убивают время до начала дежурства. Увидев их возле лавки торговца специями, предположил, что встретимся сегодня и в третий раз. Примета есть такая. В этот день она не сработала. Вторая встреча оказалась последней.

Они перегородили мне путь, и тот, что в капюшоне, спросил сурово:

— Это ты командовал отрядом на службе у сарацинов?

— Да, так получилось, — ответил я, почуяв неладное.

— Предатель! — гневно бросил второй и выхватил кинжал.