– …Было ужасно неловко, – рассказывала я. – Не пауза, а какая-то черная дыра. Ясно, что Грег не мог вступить и закончить за нее фразу, назвать себя одним из тех, кого обвиняют в катастрофе, а я полагала, что не мое дело вмешиваться и помогать ей выпутываться. Она все краснела, краснела, а потом просто отошла в сторону. Это… ой, холодно.
Адам натянул на меня одеяло.
– О чем ты разговаривала с Грегом?
Произнося это, он уложил мои конечности и перевернул меня, словно манекен.
– Аккуратнее. Я подумала, что должна увидеться с кем-нибудь, кто для тебя имеет значение. И еще я хотела рассказать ему, как ты переживаешь всю эту шумиху.
Я попыталась перевернуться, чтобы взглянуть Адаму в глаза.
– Ты против?
Я ощутила его руки у себя на затылке, потом он схватил меня за волосы и с силой вжал лицом в матрас. Я не сдержалась и вскрикнула.
– Да, я против. Это тебя нисколько не касается. Что ты знаешь об этом? – У меня на глаза навернулись слезы. Я попыталась перевернуться, но Адам локтем и коленом прижимал меня к кровати, одновременно водя пальцами по моему телу. – Твое тело так неисчерпаемо прекрасно, – нежно сказал он, его губы коснулись моего уха. – Я по уши влюблен в каждую его частицу, и я люблю тебя.
– Да, – простонала я.
– Но, – его голос стал жестче, хотя и теперь он был не громче шепота, – я не хочу, чтобы ты вмешивалась в дела, которые тебя абсолютно не касаются, потому что это меня бесит. Тебе ясно?
– Нет, – сказала я. – Я в самом деле не понимаю. Я не согласна.
– Элис, Элис, – укоризненно сказал он, перемещая пальцы от моих волос вдоль позвоночника, – нам нет дела до наших миров, до прошлых жизней друг друга. Значение имеет только то, что мы здесь, в этой кровати.
Вдруг я дернулась.
– Ой, больно! – вскрикнула я.
– Подожди, – сказал он. – Подожди, тебе лишь нужно расслабиться.
– Нет, нет, я не могу! – Я попыталась перевернуться на спину, но он надавил на меня так, что стало трудно дышать.
– Расслабься и верь мне, – говорил он, – верь мне.
Вдруг мое тело пронзила боль, это было словно вспышка света, которую я могла видеть и чувствовать, и она пробегала сквозь меня снова и снова – бесконечно, и я услышала крик, который словно исходил откуда-то. Но кричала я.
Врач, которая за мной наблюдала, Кэролайн Воган, всего на четыре-пять лет старше меня, и каждый раз, когда я обращаюсь к ней – обычно по поводу каких-нибудь предписаний или прививок, – чувствую, что мы те люди, которые обязательно подружились бы, познакомься при других обстоятельствах. В данном случае по этой причине было немного неловко. Я позвонила ей и упросила срочно принять меня по дороге на работу. Да, это важно. Нет, я не могу ждать до завтра. Внутреннее обследование было болезненным, и я кусала костяшки пальцев, чтобы не закричать. Кэролайн болтала со мной, а потом вдруг замолчала. Спустя несколько секунд она стянула перчатки, и я ощутила ее теплые пальцы на верхней части спины. Она сказала, что можно одеваться, а сама стала мыть руки. Когда я вышла из-за ширмы, она сидела за столом и делала записи. Она подняла глаза.
– Можете сесть?
– С трудом.
– Я удивлена. – У нее был очень серьезный, почти торжественный вид. – Как вы отнесетесь к тому, что у вас обширная анальная трещина?
Я постаралась взглянуть на Кэролайн спокойно, словно речь шла о гриппе.
– И что это значит?
– Она, возможно, зарастет сама собой, но вам следует в течение следующей недели или около того потреблять побольше фруктов и клетчатки, чтобы избежать дальнейшего ухудшения. Я пропишу еще легкое слабительное.
– Это она?
– Что вы имеете в виду?
– Очень болит.
Кэролайн немного подумала и дописала что-то в рецепт.
– Это анестезирующий гель, он должен помочь. Приходите провериться на следующей неделе. Если трещина не затянется, нам придется подумать о расширении анального прохода.
– Это что такое?
– Не беспокойтесь. Это несложная процедура, но ее делают под общим наркозом.
– Боже.
– Не бойтесь.
– Хорошо.
Она отложила ручку и передала мне рецепт.
– Элис, я не собираюсь читать вам лекции по поводу нравственности. Но, ради Бога, относитесь к своему телу с уважением.
Я кивнула. Я не могла придумать, что сказать.
– У вас синяки на внутренних поверхностях бедер, – продолжала она. – На ягодицах, на спине и даже слева на шее.
– Как видите, я ношу блузку с высоким воротником.
– Вы ни о чем не хотите поговорить со мной?
– Все кажется хуже, чем есть на самом деле, Кэролайн. Я недавно вышла замуж. Мы увлеклись.
– Думаю, что должна вас поздравить, – сказала Кэролайн, но произнесла она это без тени улыбки.
Я, поморщившись, поднялась, чтобы идти.
– Спасибо.
– Элис.
– Да?
– Жестокий секс…
– Это совсем не то…
– Я договорю. Жестокий секс может привести в штопор, из которого трудно выйти. Это как наркотик.
– Нет. Вы ошибаетесь. – Меня охватил жар, злость, унижение. – Секс всегда связан с болью, не так ли? С силой, подчинением и прочими вещами.
– Конечно. Но не с анальными трещинами.
– Да.
– Будьте осторожнее, о'кей?
– Да.
Глава 21
Найти ее не составило труда. Было письмо, на которое я насмотрелась до боли в глазах. Мне было известно ее имя; адрес выведен в заголовке листка почерком с завитушками. Просто однажды утром я позвонила с работы в справочную и узнала номер ее телефона. Несколько минут смотрела на цифры, записанные на обратной стороне использованного конверта, раздумывая, позвонить или нет. Кем я должна притвориться? Что, если кто-то другой снимет трубку? Я прошла по коридору к автомату с напитками, налила себе в пластмассовый стаканчик апельсинового чая и уселась в кабинете, плотно притворив за собой дверь. Я подложила под себя мягкую подушку, но сидеть все равно было больно.
Телефон звонил довольно долго. Должно быть, ее не было дома, скорее всего она на работе. Какая-то часть меня вздохнула с облегчением.
– Алло.
Все-таки ответила. Я прокашлялась.
– Здравствуйте, это Мишель Стоу?
– Да, это я.
У нее был высокий и довольно писклявый голос, в котором звучал западный акцент.
– Меня зовут Сильвия Бушнелл. Я коллега Джоанны Нобл по газете «Партисипант».
– Да? – Теперь голос стал осторожным, напряженным.
– Она передала мне вашу записку, и мне хотелось бы узнать, могу я поговорить с вами об этом.
– Даже не знаю, – сказала она. – Не стоило мне писать. Я была очень рассержена.
– Мы просто хотели бы узнать эту историю, как вы ее видите, вот и все.
Тишина.
– Мишель? – сказала я. – Вам достаточно рассказать мне то, что сможете.
– Не знаю.
– Я могла бы приехать и повидаться с вами.
– Мне не хотелось бы, чтобы вы публиковали что-нибудь в газете без моего согласия.
– Ни в коем случае, – достаточно аккуратно сказала я.
Мишель отнекивалась, но я была настойчивой, и она согласилась, а я сказала, что приеду к ней завтра утром. Она жила всего в пяти минутах от станции. Все оказалось так просто.
Я не читала в поезде. Сидела неподвижно, морщилась при покачивании вагона и наблюдала через окно, как дома Лондона уступали место сельскому пейзажу. День был мрачно-серый. Накануне вечером Адам растер меня всю с массажным кремом. Он очень аккуратно касался синяков, нежно притрагивался к их багровой поверхности, словно это были славные боевые шрамы. Он искупал меня, завернул в два полотенца и положил ладонь мне на лоб. Он был так заботлив, так гордился мной и моими страданиями.
Поезд проезжал по длинному туннелю, и я посмотрела на свое отражение в окне: худое лицо, распухшие губы, тени под глазами, плохо уложенные волосы. Я достала из сумочки расческу, резинку и туго закрепила волосы. Мне пришло в голову, что я не захватила ни блокнота, ни ручки. Куплю на станции.