- Выходит, я - Бегун из рода Бегунов? Экая новость для меня, однако!
Кармель-Хранитель не услышал иронии - не захотел или не сумел. Сказал испуганно:
- Что ты говоришь? Опомнись! Ты - один. Ты - на все времена. Нет других Бегунов! Нет такого рода...
Спорить с мифом - последнее дело, понимал Чернов. Плюс - жрать хотелось и все-таки выпить. Но не удержался, вякнул:
- Но родители-то у меня были, а, Кармель? Отец, мать... И я знаю точно, что они - не Бегуны...
Он вспомнил маму-покойницу, которая, еще живая, здоровая, веселая, с великим неодобрением относилась к его увлечению спортом. Отец - тот гордился сыном, хвастался его успехами, хотя сам в своей жизни даже на велосипеде не выучился кататься. А мама утверждала:
- Спорт - занятие для умственно отсталых. Вот ты, Игорь, троечник, поэтому ищешь компенсацию в спорте. Это слабость.
Даже потом, когда начались "сладкие взрывы" и с гуманитарными дисциплинами у Чернова все с ходу стало тип-топ, мама не переменила мнения, хотя категоричность ее заметно ослабла...
- Они и не могли быть Бегунами, - влез Кармель в воспоминания Чернова. Их судьба крылась лишь в том, чтобы родить и вырастить Бегуна.
- Одного на все времена?
- Ты же один. - Кармель был несокрушим. - Ты уже приходил в наш мир, и теперь ты пришел опять. И как знать, может, будешь приходить вновь и вновь. Твои Пути многообразны и путаны.
Стих про попа и собаку, безнадежно подумал Чернов. Разговор надоедал, поскольку был непонятен и темен. Выяснять подробности - на это нужно время и желание. Не исключено, понимал Чернов, время найдется. Не исключено, с грустью сознавал он, времени в этом мире у него будет навалом. Тогда глядишь - и желание появится. Куда он денется? Чтобы жить, надо знать все о месте, в котором предстоит жить. Аксиома.
- Говоришь, вино, мясо и зелень? - спросил он преувеличенно бодро, как, быть может, и положено Бегуну-на-все-времена. - Угощай, Хранитель. Бегун голоден и устал...
Мясом называлась баранина, суховатая и жесткая, а главное, холодная. Чернов не знал, есть ли в доме Кармеля хоть какое-нибудь нагревательное устройство - очаг там или печь, но либо такового вообще не наличествовало, либо отсутствие в его жизни женщин сделало Хранителя неприхотливым, как тот баран, что попал им на стол. Мясо и мясо - чего от него требовать! Чай, не баре всякий раз огонь разводить, когда жрать вздумается... Зато вино оказалось легким и ясным - молодым, пилось хорошо, и послевкусие от него оставалось отчетливым, длинным и приятным, даже глиняные чашки его не портили. Ели из тоже глиняных, глубоких тарелок, ели руками - не было ни вилок, ни ножей. Видела бы сейчас Чернова его бывшая супружница - не преминула бы уязвить: мол, сбылась мечта идиота. Выросший во вполне интеллигентной семье, Чернов между тем всегда был не прочь порубать хлеб с колбаской на газетке и запить все из горла - будь то напиток "Буратино" (в детстве) или пиво (в зрелости, на исходе спортивной карьеры и далее), а не разводить haut cuisine не по делу. Так что аскетизм трапезы не вызвал у Чернова ничего негативного: поели, расслабились, Кармель еду унес, а вино, наоборот, донес, - откуда-то из глубин дома. Сказал:
- Солнце пошло на закат. Скоро спадет жара.
- И что будет? - лениво поинтересовался Чернов.
Напускной ленью, дурацким цинизмом, наглостью даже - всем этим он гнал от себя, давил страшненькую вообще-то мыслишку, которая как оформилась в башке, так ее и не покидала: он здесь надолго, пути назад нет. То есть, может, и есть, обязательно где-то есть, но искать его - жизни не хватит. Как там в Книге Пути: "Никогда не сворачивай со своего пути..." Ну, во-первых, его ли, Чернова, этот путь, на который он попал отнюдь не по собственному желанию? А во-вторых, куда он приведет, если не сворачивать, вернее - не поворачивать вспять?..
Как ни хорохорился, а страшно было.
И Кармель, не ответив на вопрос, вдруг сказал - тихо и проникновенно:
- Тебе сейчас плохо. Страшно. Так и должно быть, Бегун.
Ах, это каким-то Сущим данное Знание! Или со строчной буквы: знание людей! И ведь опять попал в точку, Хранитель гребаный...
- Что должно? - И не хотел, а прорвалась грубость. Но Кармель не обратил внимания.
- Ты не помнишь тех Путей, которые были у тебя до сего дня. Это мучает тебя. Именно это, хотя ты сам не осознаешь - что. Но ты и не можешь их помнить. Так сказано в Книге Пути.
- Что сказано?
- "И только у Бегуна не один путь, а много всяких, и много ему придется узнать, но он никогда не будет помнить пройденного, но всегда станет ждать пути впередилежащего и готовиться к нему как к единственному, то есть первому и последнему. Такова судьба Бегуна, пока эта судьба - его".
- И что эта белиберда означает?
- Это Книга, - обиженно сказал Кармель: все-таки достал его Чернов. Книга права во всем. Никогда не было такого, чтобы Книга ошиблась. Проверено. Она существует всегда - столько, сколько существует наш народ, и пока она с нами - мы будем жить. И правильно жить.
- Возможно, - не стал спорить Чернов. Его вдруг заинтересовало другое. Выходит, в этой Книге написано и про меня?
- Я же говорил тебе ранее. Ты привел наш народ в этот мир. Ты видел в Храме святую доску с твоим изображением,
- Да, это я помню: ты говорил, я видел. Но извини: не могу вспомнить, как я кого-то куда-то приводил... - сказал раздраженно и осекся: только что цитата прозвучала - про Бегуна, который не помнит ни хрена, пардон за дурацкую рифму. Надо быть повнимательней. Беспамятный - да, это, как видим, по Книге. Но не бестолковый же!.. - Но я и не могу помнить, так утверждает Книга, верно, Хранитель?
- Совершенно верно, Бегун.
- Ты еще говорил - там, в Храме, - что я опять встал на Путь, раз я здесь...
- Как и положено судьбой, Бегун.
- Но как я поведу ваш народ в новый мир, если я не могу вспомнить, откуда вывел вас в прошлый раз? И, к слову, зачем вывел...
- Книга, Бегун. Там описан твой путь - тот, который стал нашим.
- Дай мне ее. Я должен прочесть...
- Никто не может коснуться Книги, кроме Хранителя. Но ты прав: ты должен знать свой предыдущий Путь, чтобы не ошибиться в последующем. Я расскажу тебе... Еще вина? Рассказ будет долгим...
- Наливай, Хранитель. Говоришь, солнце заходит, жара спадает... Давай пойдем на воздух. Я видел: у тебя на крыше есть где прилечь и предаться долгому рассказу.