На следующий день в газетах появилось сообщение о награде за обнаружение Куснираса, а также его фотография, где он изображен в день своего прибытия на аэроплане, в момент вступления на родную землю. Простофейра прочитал газету вместе с Куснирасом и отправился на занятия в «Институт Краусса».
— Не выходите из дому, Инженер, — посоветовал он перед уходом.
На уроке он ошеломил учеников своей суровостью. Выгнал из класса Тинтина Беррихабаля с такими словами:
— Иди и не вздумай возвращаться. Я исключаю тебя из группы.
Тинтин пошел жаловаться матери, но та, против ожидания, пресекла все его ламентации, заявив:
— Очень рада. И прекрати нытье. Иначе поедешь в Соединенные Штаты в военный колледж.
Тинтин прикусил язык, а дон Карлосик так ничего и не узнал об этой трагедии.
Этим же вечером Простофейра берет в гостиной своей тещи, доньи Соледад, шахматную доску, расставляет фигуры и краем глаза смотрит на только что вошедшего Гальванасо, который вешает шляпу на кабаний клык, понуро плетется к нему и садится за столик.
— Что с тобой? — спрашивает Простофейра.
— Канарейка сдохла, не спев песенки, — говорит Гальванасо, чуть не плача. Никогда и никто не видел его таким опечаленным. Можно ли было подумать, что его так разволнует смерть Пако Придурэхо?
Простофейра выражает ему свои соболезнования, а тот сообщает ему сугубо секретные подробности.
— Что же вы будете делать? — спрашивает Простофейра.
Гальванасо пожимает плечами:
— Сеньор президент дал маху, когда спалил аэроплан! Спутал все наши карты. Ведь если аэроплан, единственное место возможной засады, сгорел, а раненый помер, остается только ждать, когда беглец сам высунет нос, — Гальванасо в ходе своих рассуждений воспламеняется, — а этого ждать недолго, потому как инженер Куснирас не такой человек, чтоб тут заживо сгнить затворником. Рано или поздно он захочет сбежать с Пончики. А как он сбежит с Пончики? Отсюда не так легко выбраться. Он должен отплыть с «Наваррой». А «Наварра» прибудет завтра. Тут мы его и сцапаем. Только мне-то очень обидно: хотелось самому отличиться, а пришлось сидеть в дураках: подстреленный мозгляк не выдержал пытки.
Простофейра делает ход пешкой. Гальванасо кладет пятерню на коня, но прежде, чем сделать ход, говорит:
— Правда, теперь появился новый шанс на успех. Кто-нибудь да прибежит ко мне с доносом. Потому как, честно говоря, Простофейра, в нашей стране никто, слышишь, никто не откажется от тысячи песо.
Простофейра поджимает губы и покачивает головой, словно философ, познавший великую истину.
Гальванасо передвигает коня со словами:
— Тут я тебя и поймаю.
Соперники в некоторой рассеянности смотрят на доску.
Простофейра поспешил с новостью к Ангеле: Пако Придурэхо скончался, но не проговорился; на пароходе «Наварра» хотят устроить западню, а в Пончике никто не откажется от тысячи песо.
Ангела, узнавшая благодаря леди Фоппс, где скрывается Банкаррентос, вынула все свои драгоценности из туалетного столика, сложила их в сумочку и отправилась к нему в английское посольство. Банкаррентос, услышав о безмолвной кончине Пако Придурэхо, выбрался из своего политического убежища и вернулся к повседневной жизни, ознаменовав пролог своей деловой активности заключением кабального договора: дал тридцать тысяч песо за драгоценности, стоящие сто тысяч, но взял с Ангелы торжественное обещание ни при каких условиях не проговориться — и дать ручательство за Убивона и Куснираса, — что он, Банкаррентос, присутствовал на том злополучном ужине.
Фелипе Беспорталь, хозяин свиньи и муж исхудалой негритянки, поет ночью при полной луне на берегу моря песню:
Не очень далеко, на расстоянии звука его голоса, Куснирас и Простофейра лежат на песке, тоже у моря, пьют прохладительное и смотрят, как два негра ловят раков.
— Друг мой Простофейра, — говорит Куснирас, — я неудачник. Пытался трижды его прикончить. Первый раз это стоило жизни умеренным, второй — моей невесте и третий — моему мажордому, который был самый удивительный человек на свете, а также моему другу детства. Я, заваривший эту кашу, спасаюсь, оказываюсь в хибарке, впервые в жизни вижу бедняков, плохо сплю и убеждаюсь, что вопреки всему бедные так и останутся бедными, а богатые — богатыми. Если бы я стал президентом, я бы многое сотворил, но никогда бы не догадался, что им надо дать деньги. А в таком случае не все ли равно, какой в стране президент — злодей или не злодей?