Эх, Вася, Вася… Вроде ты и заснул. А я ведь ради тебя новую ночную рубашку купила. Федька говорит: к лицу. А по-моему — сплошной срам, Вась. Все вываливается, как тесто из кастрюли. Точь-в-точь как в том журнале бесстыжем. Помнишь, что фельдшер показывал? Помнишь, там у одной платье на босу грудь, юбка-декольте и трусики-невидимки? Помнишь, Вась?
Вась, Вась, ты чего зашевелился? Вась, ты чего, вспомнил, что ли? Васьк, ты куда полез? Вась? Вась? Ожил! Родной мой! А я уж думала, ты у меня совсем как арбуз перезрелый: пузо растет, а хвостик сохнет.
Вот за что я тебя люблю, Василек, — за то, что тебя хоть к утру всегда растормошить можно. Не то что наших мужиков. Откуда знаю? Тамарка рассказывала…
Пятьдесят лет спустя.
— Ой, ну вот, Вась, я тебе цветочки принесла, к изголовью положу у памятника. Ой, сама рядышком посижу, поговорю с тобой. За жизнь-то нашу мы и не наговорились. Ты все больше молчал, я верещала. Вот и сейчас я поверещу, а ты уж потерпи, Вась. Детей наших — нет, не видала. В город теперь не съездишь.
Помнишь, Васька, когда-то в копне под звездами мы мечтали с тобой: лет через двадцать до Марса — на трамвае? Вот оно как обернулось, Вась: пятьдесят лет с тех пор прошло, а автобусы больше в город не ходят. Ага… Бензин, знаешь, сколько стоит? Хорошо, что ты лежишь, Вася.
Впрочем, что я о грустном… Хочешь, радостное расскажу? Очередь на наш с тобой спальный гарнитур подошла! Белый, как ты и мечтал! Только чтобы мне его выкупить, надо продать наш дом, Вася. А согласись, глупо в поле одной — с белым гарнитуром. Но ты не волнуйся, дети обо мне заботятся. Сын… Сын хороший получился. Не зря я тебя растормошила. В последний раз прислал мне такой подарок ко дню рождения, Васька… Баллончик от хулиганов прислал. Да… У нас же хуже, чем в бесстыжей Италии теперь. Кто с пистолетом. Кто с баллончиком. Федька вообще с отечественным дезодорантом ходит. Говорит, что самое страшное оружие — наш дезодорант. Прыснешь в глаза — человек падает, причем от струи. Да, Вась, и долго без сознания остается от запаха.
А дочка, дочка, Васька, вышла за бизнесмена. Большой такой бизнесмен, метра два ростом. Порядочный. Каждый месяц мне справно получку мою присылает — семь долларов. Да, Вась, я у него на предприятии числюсь брокером. Он мне за это платит пять долларов и еще два доллара приплачивает за нашего кота Мурзика, который у него по ведомостям проходит как помощник менеджера.
Ой, Васька, изменилось все, не узнал бы ты нашей деревни. Помнишь, как в копне мы мечтали с тобой, Вася, что наступит такое время, когда денег вообще не будет? Вот, Вась, сбылось! Никому больше денег не дают — ни пенсий, ни зарплат. Так что первый признак коммунизма до нас добрел, Вася. Даже наверху, говорят, средства кончились. Космонавта запустили, а обратно посадить — денег нет. Второй год в космосе крутится, у него за это время на Земле третий ребенок родился. Это космонавт, гордость наша! А что про нас говорить? Даже Фильке Кривому, представляешь, пособие по инвалидности не дают. Ага. Хотя он каждый год справно справку приносит, что у него ноги нет. Комиссия всякий раз собирается, внимательно смотрит на его культяпку, после чего дает справку: «Подтверждаем, что и в этот год ноги нет».
Ну что тебе еще сказать? Агроном новый какой-то травкой торгует. Да, Вась, мудреное название — «Херболайф», что ли. Ага. Яркую вывеску повесил на иностранном над коровником. Он в коровнике офис открыл, секретарш по стойлам посадил. И яркую такую вывеску на иностранном повесил. Все останавливаются, читают: «Херболайф». Задумываются, спрашивают: а что такое «Болайф»? Он им отвечает: «Это по-немецки здоровый означает». Ну, в общем, мужики покупают, Вась.
Ну что еще тебе сказать? Фельдшер ясновидящим стал, после того как в подвал по пьянке свалился. Утверждает, ему что-то открылось, — видать, сильно ушибся, пока летел, Вася. Теперь воду минеральную заряжает из нашего болота. Воняет, Вася! Но заряженная!
А сын, сын фельдшера, — тоже лекарь. Ой, представляешь, он Тамарке пластическую операцию сделал. Ага, Тамарке. Натянул лицо на затылок, слышишь? Ой, Васька! Уши по моде убрал, не лицо — рыбацкий поплавок. Но, видать, перестарался, многовато забрал, слышь, — глаза выкатились, как будто сзади леший за копчик схватил и не пущает. И все время улыбается, все время, Вась. Помнишь, ты книжку читал «Человек, который всегда смеется»? Вот, это Тамарка. Слышь, Вась, дед у нее помер, а она на поминках сидит и дыбится целую неделю.
Все, Вась, пойду. Темнеет. Поздно. Цветочки хоть и полила, с собой заберу. Здесь теперь ничего оставлять нельзя, Вася. Скамейку тоже с собой возьму. Воровство, Вась, сплошное. Квартиру председателя помнишь — вся в коврах? Ограбили! Одну записку оставили: «Так жить нельзя!» Видишь, есть все-таки справедливость на свете!