Ещё одно удивительное открытие – я всегда думала, что я – это то существо в голове, которое говорит, что делать и думает. Оказалось, что я – это скорее наблюдатель, который слушает это существо. Это не совсем одно и то же… Обычно мозг думает не просто так, а в какой-то ситуации. Потом ситуация меняется, мозг начинает думать иначе, а мы этого не замечаем. Но тут я заметила. Вот мозг радостно прыгает и мечтает, как у нас будет 22 часа в сутках, вот он абсолютно уверен, что в этот раз всё получится и мы сможем, а вот – прикидывает, какие у нас есть достаточно уважительные причины, чтобы свернуть проект и попробовать как-нибудь потом. И звучит это всё убедительно, и эмоции с этим согласны! Тут на меня обычно находил очередной тяжёлый приступ СПГС (синдром поиска глубинного смысла). Кто я? Могу ли я доверять своим чувствам? Конечно, нет, но я думала, что логической части мозга – могу. Остаётся только признать, что я нахожусь в изменённом состоянии сознания и моё мышление искажено, и доверять ему не стоит. Будем придерживаться плана, начерченного в нормальном состоянии.
Если это удавалось, следом приходило очередное удивление. Я всегда думала, что у меня нет силы воли. Для эксперимента её потребовалось немало, причём куда больше, чем у меня было до того. Она появлялась будто из ниоткуда в результате эксперимента. Сделать что-то, что ты всегда был уверен, что не способен – невероятное чувство.
Ещё в процессе можно было получить герпес на губах или даже полноценную простуду с температурой – это означало, что организм не готов к таким потрясениям и всё приходилось сворачивать. И следующие несколько месяцев я спала, залипала на всякую фигню и вся новоприобретённая сила воли ни капли не помогала. Должно быть, потому что для меня Uberman был навязчивой идеей, последним шансом обуздать и контролировать и своё тело, и этот опасный, враждебный, непредсказуемый мир. Если же получалось продержаться больше четырёх дней, усталость чуть спадала, с катастрофической до терпимой, и мне казалось, что я хакнула Матрицу и делаю что-то типа прохождения сквозь стены или полётов.
Последний раз я продержалась целых одиннадцать суток. До того я как раз прочитала отчёт об эксперименте какого-то странного человека по фамилии Павлина. Там нашлась парочка интересных мыслей. Например, что период может быть не ровно четыре часа, а от двух до шести, и иногда можно делать добавочные дрёмы, пока привыкаешь. Ещё – чай. Я его пила кружки по три, а то и больше, в полной уверенности, что он на меня не влияет, потому что я могла выпить кружку, а потом залечь спать. Видимо, это работает только с монофазным режимом, а дрёмы – вещь очень хрупкая. Так что я отказалась и от чая, и результат положительный.
Дрёмы – вообще вещь интересная. Они не похожи на обычный сон, поэтому мне было очень трудно определить, спала я или нет. Обычно мы полностью теряем ощущение своего тела и не понимаем, что спим, а потом не помним снов. У меня и раньше были осознанные сны, но в дрёме до них добраться проще. Дрёма – она очень поверхностная. Я могла всё время чувствовать, как лежит тело, холодно мне или тепло, двинуться. Странная мысль, что можно чувствовать тело и при этом видеть сны. Они начинаются не после чёрного провала бессознательности, а сразу. После того, как тело перестаёт дрожать (если зима), кровать чуть покачивается, а мысли становятся бредовыми. Причём можно понимать, что они бредовые, как шизофазия. Если не пытаться их запомнить и думать над ними, то появляются картинки – поначалу такие же тонкие, как обычные зрительные образы, которые мы фантазируем в бодрствовании. Сны появляются не раньше третьих суток, и постепенно я засыпала всё быстрее и глубже, так что после звонка таймера было именно полноценное пробуждение. Иногда я думала, что проспала, потому что по ощущениям – успела хорошо выспаться со снами.