Он закрыл двойные двери и подвел Кейт к большому кожаному дивану. Прежде чем сесть подле нее, разжег камин.
Затем он устроился рядом и обхватил ее лицо руками.
– Прости меня…
– Папа…
– Я должен был сказать это прежде, чем выслушаю тебя. Прости, Кейти, моя маленькая Кейти. Я не смог тебя уберечь, не смог защитить. Ты все для меня, и я обещаю, что никогда больше тебя не подведу.
– Ты и не подвел. Это она…
– Нет, подвел. И это больше не повторится. На свете нет ничего и никого важнее, чем ты. Нет и не будет. – Он поцеловал ее в лоб и почувствовал, что слова, предназначавшиеся ей, слегка его успокоили.
– Я поняла, что это она, уже сидя в той комнате. Это она показала мне, где нужно спрятаться. Она отвела меня туда и показала, и я все поняла. Но глубоко в душе, ведь…
– Она твоя мама.
– Почему она меня не любит?
– Не знаю. Но я люблю, Кейт.
– А она… Она будет жить с нами?
– Нет. Ни в коем случае.
Его поразило то облегчение, с которым прерывисто выдохнула Кейт.
– А мы будем жить там же, где и раньше? Я не хочу туда возвращаться и жить там, где жила она. Не хочу…
– Тогда не будем. Думаю, первое время мы можем пожить у дедушки и Лили. Пока не подыщем нам подходящее место.
Надежда осветила ее лицо.
– Правда?
Он через силу улыбнулся.
– Салливаны держатся вместе, помнишь?
Кейт не улыбнулась в ответ, и голос у нее слегка задрожал.
– А мне обязательно с ней встречаться? Обязательно разговаривать? Обязательно…
– Нет.
Про себя он взмолился, чтобы это было правдой.
Ее голубые и вмиг повзрослевшие глаза пристально на него посмотрели.
– Она дала им сделать мне больно, разрешила пугать меня. И я знаю, что значит «любимая». Она и тебя напугала, и тебе сделала больно. Она нас не любит, и я больше никогда не хочу ее видеть. Она мне не мама, потому что мамы так не поступают.
– Пусть тебя это не тревожит.
– Мне не грустно, – сказала она, хотя по щекам у нее катились слезы. – Мне все равно. Я тоже ее не люблю, поэтому мне все равно.
Он ничего не ответил, но все понял. Он чувствовал то же самое. Эйдан был разбит и отчаянно хотел поскорее все забыть. Поэтому он крепко обнял дочь, дал ей выплакаться, успокоиться и уснуть.
А пока она спала, он сидел рядом и смотрел на огонь.
Глава шестая
Помощник шерифа Микаэла Уилсон согласилась на работу в Биг-Сур, потому что ей хотелось перемен, хотелось быть среди людей. И хотя она никогда бы себе в этом не призналась, потому что мужчина, с которым она жила два года, мужчина, с которым она хотела прожить всю оставшуюся жизнь, решил, что отношения с женщиной-полицейским чреваты трудностями.
Она, женщина, которая всем своим существом верила в закон, порядок, правила, судебное производство и справедливость, признавала, что не раз ставила работу выше отношений.
Но такая уж у нее работа.
Она всю жизнь прожила в большом городе, поэтому смена места, образа и темпов жизни стала для нее настоящим испытанием.
Именно это ей и было нужно.
Микаэла не стала бы отрицать, что первые несколько недель дались ей нелегко. Как не стала бы отрицать, что поначалу про себя называла шерифа Бакмана шерифом Чуваком. У него на бицепсе была вытатуирована женщина в бикини верхом на волне.
Он частенько носил в ухе серьгу. Не говоря уже о прическе.
Все это дополняло и без того слишком, по ее мнению, расслабленный, слишком неофициальный и слишком медленный образ шерифа.
Непросто было Микаэле Ли Уилсон признать, что ошибалась. Но по прошествии последних полутора дней ей больше ничего не оставалось.
Пускай он и выглядит как престарелый серфер, но он все же полицейский.
Она окончательно в этом убедилась, когда он допрашивал Шарлотту Дюпон в присутствии ее дорогущего адвоката.
Она почти ничего не знала о Чарльзе Энтони Скарпетти, только то, что он прилетел из Лос-Анджелеса частным рейсом в костюме с иголочки и туфлях от Гуччи. И Рэд предупредил ее, что Скарпетти будет играть на публику, заявится к Ларри Кингу.
Рэд был спокоен, пока Скарпетти с легкостью адвоката разглагольствовал об увольнениях, оскорблениях, запугиваниях, ходатайстве на получение полной опеки над несовершеннолетней и насилии в браке.
Судя по всему, в его адвокатской шляпе кроликов было хоть отбавляй. И Рэд позволил им немного попрыгать.
Еще сутки назад это спокойствие заставило бы Микаэлу рвать на себе волосы. Теперь же оно казалось ей частью тщательно продуманной стратегии.