Верховная жрица была с красными глазами и осунувшаяся от усилий. Наступила кульминация трехдневной работы по плетению великого целительного заклинания вокруг помешавшегося принца. Меньшие снадобья и заклинания не смогли восстановить пошатнувшийся рассудок Шоббата, равно как и излечить его слепоту, хотя его дикий бред прекратился, и остановились неконтролируемые судороги. Он напряженный лежал в своей кровати с закрытыми глазами. У Са'иды не оставалось выбора, кроме как применить самое мощное, самое трудное из известных ей заклинаний.
Служители и жрицы работали посменно, новые прибывали во дворец каждые шесть часов, чтобы сменить своих предшественников. Напев без перерыва продолжался три дня. Жглись благовония и фимиам, и искусные рисунки в желтых тонах покрыли стены и пол спальни принца. Рисунки образовывали огромную невидимую воронку, через которую могла струиться целительная сила богини. Шоббат лежал в центре этой воронки, с зажатой в стиснутых зубах толстой полоской кожи, чтобы они не сломались от напряжения.
Напевавшие жрицы приходили и уходили по установленному расписанию, но Са'ида не сходила с места. Она единственная была незаменимой. Три дня и три ночи она не спала. Ей лишь однажды прежде доводилось использовать это великое целительное заклинание, но никто из жриц не знал подробностей; Са'ида никогда не обсуждала это.
Напев неожиданно прекратился.
«Тени болезни, оставьте этого человека!» — торжественно велела она. — «Страждущий, исцелись!»
Долгие три удара сердца никто не шевелился. Казалось, само время замерло в комнате. Затем Шоббат глубоко вздохнул, этот звук эхом разнесся в тишине. Его напряженное тело обмякло. Его глаза открылись. Он несколько раз моргнул, оглядываясь вокруг, словно окружение было ему незнакомо.
«Я умер?» — проскрипел он.
«Еще нет».
Са'ида отошла, чтобы отправить весть Сахим-Хану, что его сын исцелился.
Лежа на кровати, Шоббат поднял к лицу руку. Он и правда, здесь? Он дома, в Кхури-Хане? Пожиравший его рассудок огонь исчез, но воспоминания о том, что он видел в пещере Оракула, остались. Монстры — животные с головами людей и люди с головами животных — вышли из теней и окружили его. Они называли его имя, говоря, что он один из них. И внезапно он понял, что это была правда. Его руки и ноги превратились в тонкие лапы. Сквозь его кожу пробился мех, и во рту он ощутил вкус мертвечины.
Шакал! — кричали на него уродливые монстры. — Ты один из нас!
Вошел Сахим-Хан. Облаченный в простой белый геб, без короны на темной голове, он выглядел как любой обеспокоенный отец у постели своего больного ребенка.
«Сын мой», — тихо произнес он. — «Узнаешь меня?»
«Ты мой повелитель, Сахим, Хан Всех Кхурцев», — прошептал Шоббат, крайняя усталость смыкала его веки.
Сахим повернулся к Са'иде, стоявшей между двумя жрицами. Было очевидно, что она тоже крайне устала.
«У вас признательность отца, святейшая госпожа», — сказал он. — «Какую бы цену вы не назвали, я заплачу с радостью».
Их прервал тихий храп Шоббата, и Сахим-Хан протянул руку верховной жрице. Она взяла его под руку и вышла с ним через дверь, что вела в личную гостиную принца. В тишине ряды жриц Элир-Саны отбыли через другой выход.
Гостиная была роскошной, местом проведения множества пирушек принца. Сахим сопроводил верховную жрицу к большому креслу и настоял, чтобы она присела. Слабая от усталости, Са'ида подчинилась. Строгий белый шелк ее церемониального платья резко контрастировал с малиновой, пурпурной и золотой шерстяной парчой кресла.
«Могущественный Хан», — начала она, тут ей пришлось прочистить горло и начать снова. Она очень сильно хотела пить, но сперва следовало позаботиться о других вещах. — «Могущественный, я уверена, что это не обычная болезнь поразила вашего сына».
Брови Сахима нахмурились в зловещем взгляде. «Яд? Проклятие?»
«Нет, сир. Причиной болезни стал он сам». — Рот Сахима открылся, но Са'ида продолжила без паузы. — «Некие деяния принца Шоббата спровоцировали у него приступ безумия».
Его удивление ослабело, и он казался сомневающимся. «Шоббат, конечно, не аскет, но сомневаюсь, что он совершил бы деяние достаточно грязное, чтобы свести его с ума!»
«Не грязное деяние, не нечестивое». — Кресло было глубоким и плюшевым. Са'ида заставляла себя сидеть строго вертикально; малейшее притупление ее бдительности, и она проиграет битву с усталостью, облепившую ее конечности, точно плотный песок. Хан мало сталкивался с кхурскими или чужеземными богами, и он все еще казался неубежденным. Она знала, что должна очень тщательно подбирать слова.
«Принц Шоббат увидел вещи, о которых смертным не следует знать», — медленно произнесла она. «Что это могло быть», — она пожала плечами, — «не могу сказать, Могущественный Хан».
Сахим отмахнулся от этих непонятных материй, пообещав обсудить это с Шоббатом, когда тот окрепнет. Если его наследник баловался магией, Сахим быстро излечит его от подобного дурацкого любопытства.
Он вернулся к вопросу оплаты, умоляя святую жрицу назвать свое вознаграждение. Его сундуки были полны стали и золота, благодаря любезности его жильцов, лэддэд. Наедине со своими близкими друзьями, Сахиму нравилось хвастаться, что он самый высокооплачиваемый арендодатель в мире.
«Мы не стяжаем богатства в своем храме, Великий Хан. Но есть просьба, которую ты можешь для нас удовлетворить».
Он ухмыльнулся, широко разведя руками. «Поведай мне, возлюбленная богини».
«Положи конец насилию против эльфов».
Он моргнул, захваченный врасплох. «Каким образом тебя касается судьба лэддэд?»
Она рассказала ему об интересе Беседующего к Долине Голубых Песков и о миссии Львицы выяснить, пригодна ли для жилья сказочная долина. Когда она закончила, ее голос был едва слышен. Она терпеливо ждала.
Хан удивил ее, взорвавшись смехом.
«Место, где говорят животные, и камни вырастают из земли, точно пальмы?» — Он фыркнул, цитируя легенды. — «Прекрасно! Пусть идут туда! Это подходящее для них место!»
Его бурная радость заставила Са'иду болезненно вздрогнуть. За ее глазами собиралась очень сильная головная боль. Закрыв их, она прошептала: «Окажите мне эту любезность, Могущественный Хан. Оберегайте лэддэд, пока они пребывают здесь. Темные силы собираются вокруг вас, ища способ уничтожить их. Не заключайте с ними сделок».
На этот раз его смех был сардоническим. «Ты имеешь в виду рыцарей? Или заморских быколюдей? Да, все эти „темные силы“ разыскивают меня. Каждый желает уничтожить лэддэд ради своей собственной безопасности. Я принимаю их дары, если они мне нравятся». Его черные глаза приобрели жесткость, и он больше не был благодарным отцом. В мантии и короне или без, он был Ханом Всех Кхурцев, который стоял теперь, глядя на жрицу сверху вниз. «Но я правлю Кхуром, а не те, другие. Народ Гилтаса может полагаться на мою защиту так долго, пока мне доставляет удовольствие охранять их. Пожалуйста, решайте вопросы со своей богиней, святейшая госпожа, и оставьте политику мне».
Са'ида сухо встала, поклонилась и отбыла.
Хан наблюдал, как она уходит, затем занял кресло, которое она только что освободила. Са'ида была весьма ценна для Кхура, а он был не из тех, кто разбрасывается ценностями, но ее просьба вызвала у него затруднение. Кроме определенного завистливого восхищения стойкостью Беседующего и высокой оценки эльфийских манер, Сахима мало волновала окончательная судьба эльфов. Он не был другом ни неракцам, ни минотаврам. Он хорошо знал, что как только эльфы уберутся, аппетиты его соседей быстро переключатся на Кхур. При всей своей пустынности, земли Сахима граничили со многими жизненно важными районами. Флот с доступом к его побережью сможет доминировать в Балифорском Заливе. Сотни миль пустыни воздвигли грозный барьер против пытавшихся попасть в Нераку с севера минотавров, равно как и против рыцарей, которые лезли с юга в изобильные земли удерживаемого минотаврами Сильванести.