«Еще раз!»
Эльфы забрались на плечи своих товарищей, чтобы добраться до наклонившегося камня. Со стонами, хрипом и не прекращавшимися проклятиями они толкали монолит. Бирюзовая почва у его основания вспучилась и начала подниматься. Монумент падал.
«Назад! Назад!»
Пешие и конные эльфы бросились в разные стороны. Внезапно избавившись от назойливого дождя стрел, песчаный зверь лягнул передней лапой. Со своей двойной ношей, лошадь Львицы замешкалась на фоне остальных. Железные когти хлестнули лошадь по бокам. Лошадь и всадники свалились в одну кучу.
Огромный камень продолжил свое неумолимое падение. Песчаный зверь почувствовал опасность, но слишком поздно. Сужавшийся шпиль грохнулся ему на бедра, придавив к земле и хороня его под тоннами камня. Зверь издал пронзительный вой.
Эльфы вскарабкались на монолит, добавляя свой вес к тяжести на лапах твари. Пока та рычала и царапала камень, они наносили яростный удары по более мягкой коже под лапами. Несколько мечей сломались, но при этом достаточно проникли, чтобы вызвать кровотечение. Мечась в муках, которых никогда не знал, песчаный зверь могучим усилием выгнул спину, сдвигая колонну и эльфов, и высвободился. Волоча переломанную заднюю часть туловища, он убегал, продвигаясь на несколько метров за раз при помощи мощных передних лап. Жажда убивать эльфов имела более низкий приоритет, чем первичная потребность — жить.
Ее воины отыскали Львицу, оглушенную, но невредимую. На ней растянулся Фаваронас; архивариус был без сознания.
«Генерал, мы одолели его! Он убегает!» — закричали они, отодвигая в сторону Фаваронаса и помогая ей встать.
Эти слова проникли сквозь туман в ее голове. «Что? Идите за ним! Не позволяйте ему спастись!»
Конные эльфы пришпорили своих скакунов. Кериан попросила новую лошадь. Пока за ней отправились, она стала на колени у Фаваронаса. Из его носа тонкой струйкой текла кровь, но глаза были открыты. С ее помощью, он сел, держась обеими руками за голову.
«Мы не умерли?» — пробормотал он.
Она усмехнулась. «Разве я не сказала, что защищу тебя? Я даже позволила тебе приземлиться на меня!»
На лице Фаваронаса застыло мрачное выражение, когда его взгляд устремился ей за спину. «Посмотри туда!»
Из глубокой дыры, оставленной опрокинутым монолитом, исходил рой крошечных огоньков. Они плавали и носились в ночном воздухе: голубые, белые, красные и дымно-оранжевые. Голубые огоньки поднимались быстрее остальных и исчезали один за другим. Белые и красные огоньки опускались на землю и гасли, словно упавшие на мокрую траву угольки. Оставались лишь оранжевые искорки, кружа и поднимаясь.
Львица сделала несколько шагов к огонькам, но Фаваронас предупредил: «Держись подальше! Не прикасайся к ним!»
«Что это такое?»
«Я не знаю, но они удерживались колонной. Их не собирались выпускать странствовать!»
Привели лошадь для Кериан. Морщась от накопившихся ран, Львица вскочила на нее, сказав Фаваронасу: «Наблюдай за этими штуковинами. Скажешь, что происходит». Она пришпорила лошадь и поскакала за песчаным зверем.
Кружившие оранжевые огоньки отделились группами по два и три, и последовали за ней. Фаваронас и пешие воины предупреждающе закричали, но она уже была слишком далеко, чтобы услышать.
Жгучая боль позволяла песчаному зверю развить скорость лишь чуть больше, чем у скачущей во весь опор лошади. Сломанные в левом бедре кости терлись друг о друга. Порезы от мечей в нежном суставе его левой задней лапы пылали.
Огромной, как его муки, и даже сильнее, была пылающая в его груди ярость. Жажда мести толкала его вперед. Следовало стократно причинить подобную боль тому, кто направил его сюда. Если будет необходимо, он пересечет весь мир, чтобы уничтожить ответственного за эти страдания.
Его правая задняя лапа за что-то зацепилась. Ненадолго остановившись, чудовище завалилось вперед, зарываясь мордой в дерн. Прежде чем оно смогло подняться, засвистели еще веревки, охватывая его рогатую голову и передние конечности. Каждая петля туго затягивалась, та, что охватила его шею, так сильно сдавила, что оно не могло сделать вдох. Затем существо почувствовало, как его тянут сразу в четырех направлениях.
Кериан прискакала галопом, чтобы увидеть фантастическую сцену. Песчаный зверь был повержен, мечась в своих узах. Раненый и сбитый с толку, он не смог порвать державшие его веревки прежде, чем добавились новые. Его метания вздымали комки сине-зеленой почвы и сильнее открывали его раны. Кровь струилась свободно. Еще петли охватили его шею. Его глаза вываливались из орбит по мере того, как нарастало давление на его горло.
Пока ее лошадь тормозила юзом, она с изумлением наблюдала, как мимо нее пронеслись оранжевые огоньки. Не останавливаясь, они проплыли к мучавшемуся зверю. Они зависли в нескольких метрах над ним, сверкая, словно кварц в свете костра, пока их число все нарастало, а затем в унисон упали. Когда они коснулись твердой плоти песчаного зверя, местность озарила беззвучная вспышка белого света. От порыва холодного ветра у Кериан перехватило дыхание. Веревки резко опали, отчего тянувшие их лошади рванули вперед и едва не сбросили своих седоков.
К всеобщему изумлению, песчаный зверь исчез.
Вапа остановился у полога палатки Адалы. «Вейядан, у меня для тебя еда».
«Входи, кузен».
Он поднырнул под горизонтальный брус и стал перед ней на колени, стараясь не рассыпать содержимое крошечной тарелки, что он нес. Только спелые оливы, хлеб и рис, все холодное, но она не прокомментировала скудный рацион.
Прошли два дня с тех пор, как лэддэд бежали в Долину Голубых Песков. Адала установила свою палатку прямо там, где стояла, и остальные воины кочевников разбили лагерь вокруг нее, перевязывая свои раны и хороня своих мертвых. Они будут оставаться здесь до возвращения эльфов.
Проблема была в том, что у них не было достаточно припасов для долгой стоянки. У кочевников лишь были те еда и вода, что оказались при них во время сражения, и ничего больше. Сражаться налегке и необремененными было их традицией; затяжная осада была не их стилем. Основная масса их припасов была потеряна при нападении на семейный лагерь.
Немедленно возник дефицит. В большинстве кхурских лагерей у каждой палатки был свой собственный очаг, но сейчас у кочевников было так мало топлива, что лагерные огни разжигались по одному на пять палаток. Традиционно, они жгли коровьи или козьи лепешки, но они находились далеко от своих стад. Вода была драгоценной, а пища скудной.
Адала не разводила огня, хотя любой из ее воинов с радостью отдал бы ей свое топливо. Она сидела в своей палатке и шила по своему собственному проекту, единственным ее освещением был свет звезд, который она собирала в установленное в открытом дверном проеме вогнутое серебряное зеркало.
«Никаких признаков врага», — доложил Вапа. Она кивнула, но не подняла взгляд. Кончики ее пальцев были исколоты и красные от раздражения, неизбежное следствие долгого шитья при таком слабом освещении.
Он ждал, что она прекратит шить и поест. Когда прошли несколько долгих минут без каких-либо намеков на это, он решился задать вертевшийся у него в голове вопрос. Она поест, когда поест.
«Маита, как долго мы пробудем здесь?»
Соплеменники недавно добавили это к ее титулам. Больше не говоря «Маита Адалы», они назвали ее самой Судьбой.
«Мы будем оставаться здесь, пока лэддэд не выйдут». — Она перевернула тяжелый прямоугольник ткани и принялась шить с другой стороны. — «Или пока нам не велят идти».
«Велит кто?»
«Те, кто Наверху. Я всего лишь Их орудие».
Нахмурившись, Вапа вышел. Лагерь, через который он возвращался в палатку Биндаса, недавно назначенного военачальником Вейя-Лу, был темным и мрачным. Младшие военачальники племени взяли привычку собираться здесь, не в последнюю очередь из-за того, что покойный дядя Биндаса, Гварали, никогда никуда не отправлялся без серьезных запасов пшеничного пива. Вожди сидели вместе в абсолютной темноте, потягивая пиво из крошечных латунных чашек и тихо обсуждая сложившуюся ситуацию. Уже пошли разговоры о том, чтобы покинуть устье долины. Им не нужно болтаться здесь, говорили несогласные. Все, что им нужно делать, это охранять обратный маршрут в Кхури-Хан, и они непременно поймают лэддэд, когда те попытаются вернуться к своему народу. Пищу, воду, медикаменты и другое снаряжение можно было бы получить торговлей, если только они оставят это место и продолжат движение. Это было традиционно для них. Сидеть здесь в тени Столпов Небес было несвойственно, и опасно.