Полина сказала, что у нее шесть братьев. Включая Александра, я встретила только четверых, а один из них в Москве.
— Наш младший брат недавно получил травму… он провел некоторое время в больнице, но должен поправиться к свадьбе.
— О, сожалею, — говорю я, но мои слова быстро тонут в звуках открывающихся дверей и шагов обслуживающего персонала, который приносит большие подносы с едой. Я замечаю стандартные американские блюда, такие как колбаса, бекон и яичница, наряду с тарелками с открытыми сэндвичами с различными начинками. Меня привлекает большой поднос с маленькими блинчиками, которые подают со сметаной, вареньем и медом.
Обычно я полностью пропускаю завтрак, хотя в социальных сетях выставляю себя любительницей йогурта с высоким содержанием белка. Но сегодня собираюсь устроить настоящий пир.
Александр садится рядом со мной и наливает стакан апельсинового сока и чашку кофе, ставя их рядом с моей тарелкой.
Я смотрю на него с любопытством, задаваясь вопросом, не произошла ли где-то в спортзале подмена личности. Я ведь не придумала, что проснулась прикованной наручниками и с кляпом во рту, правда? А теперь он джентльмен, который наливает мне сок?
— Улыбнитесь, вы двое! — говорит Полина, поднимая телефон, чтобы сделать снимок.
Я на автомате демонстрирую ослепительную улыбку для камеры. Делаю это машинально, не задумываясь.
Чувствую тепло и вес его руки на моих плечах и замираю. Это слишком знакомо. Слишком по-джентльменски. Слишком непоследовательно с тем, как он обращался со мной до этого.
— Алекс, — зовет Полина. — Можешь улыбнуться для фото.
Краем глаза замечаю, как он показывает ей средний палец.
Может быть, мы поладим.
— Тебе не холодно? — спрашивает Полина, проходя мимо нас и садясь с другой стороны от меня.
Он пожимает плечами.
— Это ничего. Здесь тепло по сравнению с русскими зимами.
— Не только зимы такие, — бормочу себе под нос. Полина хихикает, но Александр только придвигается ко мне чуть ближе.
Он наклоняется через меня, чтобы взять блюдо с маленькими блинчиками. Его тепло заставляет мою кожу разогреться, а мужской аромат заставляет все мои нервы напрячься. Александр излучает тестостерон, и мое тело это замечает.
Проклятье.
— Что это? — спрашиваю я.
— Сырники. Жареные творожные блинчики, которые обычно едят со сметаной или чем-то сладким, вроде варенья или меда. Сэндвичи — тоже русская традиция — бутерброды. Попробуй их.
— Не знаю, что мне понравится, но я попробую все хотя бы раз, — говорю я.
Он замирает, его вилка на полпути к тому, чтобы проткнуть один из сырников.
— Все? — шепчет он мне на ухо. — Я запомню это.
Я игнорирую покраснение на щеках. Ненавижу, как легко он меня раскручивает. Мне нужно снова встать на твердую почву.
— Хмуриться во время еды — это традиция Романовых или ты импровизируешь? — сладко спрашиваю я, откусывая большой кусок сырника. Он сытный, сладкий и вкусный.
— Безудержный сарказм — это черта Бьянки, или ты совершенствуешься в этом искусстве?
— О, это специально для тебя.
Уголок его губ приподнимается, но он не выглядит веселым.
— Вы носите свою защиту как вторую кожу, принцесса.
Мое сердце бьется быстрее.
— И вы носите свое высокомерие как корону, ваше величество.
Полина усмехается рядом со мной: — Ты мне нравишься, Харпер. О, ты мне очень нравишься.
Александр хмурится.
— Не вмешивайся.
— Ни за что, — мило отвечает она, хлопая ресницами.
— Веди себя прилично, — тихо говорит он мне на ухо. Может, он и не может контролировать свою сестру, но, похоже, стремится контролировать меня. Моя кожа нагревается, и маленькие волоски на затылке встают дыбом.
— Или что? Разорвешь помолвку? — шепчу в ответ, наклоняясь ближе, чтобы прижаться к его обнаженной руке. Я нежно кладу руку на его грудь. — Что-то я не помню, чтобы у тебя была очередь из женщин, готовых выйти за тебя замуж, не так ли?
Ария задыхается. Я оглядываюсь и вижу ее руку на своем животе.
Михаил вскакивает со стула так быстро, что опрокидывает его.
Полина усмехается: — Ты в порядке?
— Это была схватка? — шепчет Ария, ее глаза расширены.
— Придется подождать и посмотреть, — спокойно говорит Полина. Она смотрит на Михаила, который стоит на ногах и белый как полотно. — Расслабься, Михаил, это первый раз. У вас еще много времени.
— Ты научилась видеть будущее? — огрызается он, сверкнув на нее глазами.
Она отмахивается от него: — Ария, давай проверим, что в сумке есть все необходимое, если понадобится. В любом случае, если у тебя ранние роды, полезно пройтись.
Я помню вспышку боли, струйку воды. Разрывы плоти и новый вопль.
Закрываю глаза, когда резкий укол боли пронзает грудь. Я позволяю себе всего несколько секунд, прежде чем снова открываю их и тянусь за стаканом воды. Они уходят. Я не хочу, чтобы они уходили.
Моя рука дрожит, и едва не опрокидываю кувшин. Без лишних слов Александр наливает мне воды.
— Спасибо, — шепчу, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце глотками ледяной воды.
Высокомерная.
Грязный кусок мусора.
Чертова шлюха.
Глотаю воду, пока не начинает гореть грудь. Накладываю еду в тарелку, хотя сейчас она безвкусна. С благодарностью поднимаю чашку с кофе и приветствую его обжигающее жжение в горле.
Если Ария рожает, это может стать хорошим отвлекающим маневром... возможностью.
Я могла бы убежать отсюда навсегда. Возможно, избежать ужаса нашей брачной ночи.
Солнце слишком ярко освещает гостей, особенно это заметно на фоне зимы без тени листвы. Я поднимаю руку, чтобы заслонить глаза, и начинаю сканировать толпу.
Всегда настороже. Всегда наблюдаю. Кроме горстки моих близких, я никогда никому полностью не доверяю. Кто-то может быть здесь с намерением убить. Все знают, что помолвка с Романовым — смертный приговор. Невесты Михаила могли бы это подтвердить... если бы были живы.
Что-то не так. Я снова и снова обвожу взглядом толпу, пытаясь найти подсказку, но, в отличие от чтения экрана компьютера, считывание толпы людей — дело не столь очевидное.
Солнце кажется слишком ярким, порывистый ветер слишком холодным.