Как только пистолет касается ее ладони, она мгновенно преображается.
Воздух вокруг нее словно начинает потрескивать и меняться, как будто металл пистолета притягивает ее к себе магнитной силой. Оружие кажется продолжением ее самой. Стойка меняется, и возникает аура уверенности. Едва заметное расширение глаз говорит о том, что она тоже это чувствует. Как будто сбрасывает с себя старую кожу, обнажая свое истинное лицо.
Я никогда не видел ничего подобного.
Харпер была рождена, чтобы держать в руках оружие.
Делаю шаг назад.
Я собирался встать позади нее, чтобы показать, как держать пистолет, как стоять. Собирался напомнить, чтобы она была осторожна.
Я ничего не говорю. Она знает. Каким-то образом она знает, как правильно его держать, и выровнять прицел.
С абсолютным спокойствием Харпер поднимает оружие. Ее стойка безупречна, в ней сочетается грация и смертоносная точность. Нет ни малейшего колебания, ни капли страха, только звук ее дыхания, обволакивающий нас в густом лесу.
Она стреляет.
Пуля со свистом разрезает воздух и попадает точно в центр мишени с такой силой, что стальной диск звенит, словно колокольный звон. Без промедления она снова стреляет, и снова, каждая чертова пуля попадает точно в центр.
Ее меткость почти сверхъестественна. Инстинктивная способность контролировать мощную отдачу просто захватывает дух.
Смотрю на нее в недоумении. Мне понадобилось три сотни выстрелов, чтобы хоть немного освоиться с этим же пистолетом.
Медленно, на ее лице расползается улыбка.
— Вау, — выдыхает она, поворачиваясь ко мне, опуская пистолет. — Боже мой. Потрясающее ощущение. Это было так же легко, как дышать. Я думала, будет намного сложнее.
Недоверчиво качаю головой.
— Не может быть, что это был твой первый раз. Никто не стреляет так сразу с первого раза. Ты мне соврала?
Ее нахмуренные брови предупреждают, что затронул больное место. Я не забыл пощечину. Она не лжет.
— Ты что, шутишь? Когда, черт возьми, у меня была возможность пострелять из пистолета? Я же говорила, однажды взяла пистолет отца, и он чуть не убил меня за это, — ее взгляд смягчается. — Хотя, это было как…
— Как что?
Она сглатывает: — Как будто это продолжение меня, — с удивлением смотрит на пистолет. — Как будто… я создана для этого.
Я смотрю на нее с восхищением и уважением.
Все мои братья отлично владеют оружием благодаря бесконечным тренировкам и годам учебы. Но врожденный талант есть только у одного из них — у Никко. Его мастерство неповторимо. Он единственный, кого я знаю, кто говорит об оружии, как о любви.
— Ты серьезно? — спрашиваю, потому что не знаю, что еще сказать.
— Смертельно серьезно. Мы так и будем стоять здесь и болтать, или я могу еще пострелять?
Устанавливаю банки одну за другой, чтобы она могла сбивать цели. Я наблюдаю, покачивая головой от недоверия, как моя жена стреляет с мастерством абсолютного профессионала. Выстрел за выстрелом, ни одного промаха. Взгляд не колеблется. Я начинаю видеть ее такой, какая она есть на самом деле: сила, с которой нельзя не считаться. Ее умение и ловкость с оружием выходят за рамки практичности. Это настоящее искусство. Она словно Моцарт с 1911-м.
Непревзойденная. Захватывающая дух. Меня возбуждает просто наблюдать за ней.
— Брось пистолет, — хрипло говорю я.
Она поворачивается ко мне, ее щеки пылают, а глаза яркие и широко распахнуты, будто только что вернулась с пробежки по пляжу.
— Что?
— Брось его, — повторяю. — Сейчас же.
С неохотой оставив пистолет, она подходит ко мне, и я достаю телефон.
— Никко?
— Да?
— Как скоро ты сможешь приехать?
— Пятнадцать минут. Я у Михаила. Ты в порядке?
Я сглатываю: — Да. Возьми свое оружие и все необходимое. Мне нужно тебе кое-что показать.
Сбрасываю звонок и кладу телефон рядом с пистолетом. Когда она подходит ко мне, я зарываюсь пальцами в ее волосы и откидываю голову назад. Прерывистый стон еще больше возбуждает меня. Меняю хватку, поднимаю ее и поворачиваюсь так, чтобы линия деревьев скрывала нас от посторонних глаз. Мы одни в густой тени леса.
Без лишних слов опускаю ее вниз и наклоняю над низко висящей веткой. Одной рукой удерживаю на месте, другой резко стягиваю с нее леггинсы и трусики. Раздвигаю ее ноги, достаю член и проверяю на сколько она влажная. Удовлетворенный, вхожу в нее одним резким движением.
Ее голова откидывается назад, руки цепляются за ветку. Я жестко и молча беру ее, пока тело не начинает дрожать подо мной, и я не кончаю внутри нее.
Когда мы заканчиваем, тяжело дыша и обессиленные, она поворачивает голову и смотрит на меня через плечо: — И что это было?
— Наблюдать, как ты стреляешь, — самое сексуальное зрелище, которое я когда-либо видел.
Ее улыбка озаряет все лицо: — Правда?
— Правда, — отвечаю, застегивая молнию. — А мой брат приедет сюда, потому что он стреляет лучше, чем я.
Он стреляет лучше всех.
На самом деле, это мы еще посмотрим.
Я собираю в кулак ее волосы на затылке и крепко целую.
— И когда будешь с ним, не забывай, кому ты принадлежишь.
Ее нижняя губа выпячивается.
— Почему он? Почему ты не можешь научить меня?
Я наклоняюсь и целую ее в щеку, потом в челюсть, потом снова в губы.
— Потому что ты стреляешь лучше меня, принцесса.
На ее губах играет улыбка, в глазах вспыхивает возбуждение от всего, что только что произошло: — Знаю.
Я шлепаю ее по заднице: — Ах, да?
— Да.
Наклоняюсь и шепчу ей на ухо: — Он здесь. Я видел, как подъехала его машина. Помни, как мой член был внутри тебя. Ты все еще влажная из-за меня. Запомни, что ты моя.
Когда Никко подходит, его острый, оценивающий взгляд скользит по Харпер с такой интенсивностью, что кого-то другого это могло бы испугать. Но Харпер только улыбается ему.
— Что нужно? — спрашивает он меня.
— Видишь ту мишень?
Он ворчит.
— Это была ее первая попытка.
Он усмехается: — Серьезно?
— Серьезно.
— Да ладно? — его голос явно скептичен. — Давай проверим.
Не говоря ни слова, он подходит к мишеням и заменяет их на серию гораздо меньших, сложных по форме и узору пластин.
— Покажи мне.
Харпер кивает, спокойная и сосредоточенная, пока Никко объясняет задачу, которая станет вызовом даже для опытного стрелка: — Сначала ты попадешь в самую маленькую мишень на краю. — Эта мишень выглядит крошечной отсюда. — Затем, без паузы, переключишься на другие цели, которые я установил. Они спроектированы так, чтобы имитировать непредсказуемое движение. В реальной жизни на мишенях нет нарисованных центров.