Я жду, что он скажет — твой будущий муж, но у него не хватает смелости.
— Приятно познакомиться, — вру с тошнотворно-сладкой улыбкой, которая, надеюсь, вызовет у него несварение желудка.
Он не отвечает на вежливость, а лишь бесстрастно смотрит на меня.
— Господин Романов пришел сегодня с просьбой, — говорит отец, его глаза жадно блестят. У меня сводит желудок, от того, как мама прочищает горло. Когда она пришла сюда? Я смотрю на нее, а она бесшумно отводит плечи назад, молчаливо советуя мне сидеть ровнее.
Я выпрямляюсь и отвожу взгляд, чтобы она не могла снова мной командовать. Вся моя жизнь состоит из людей, которые говорят мне, что делать, и, похоже, этот парень, который думает, что женится на мне, не исключение.
— Да? — спрашиваю я, когда отец не продолжает.
Отец ерзает и едва заметно кивает брату. Почему, я понятия не имею.
— Романовы хотят заключить союз раньше, чем мы планировали, — продолжает отец. — Это хорошая новость для тебя, Харпер. Господин Романов готов сделать тебя своей женой. Я согласился на это. Окончательные планы мы составим к концу этого месяца.
Я смотрю на него, сохраняя бесстрастное лицо, пока быстро подсчитываю. Уже шестое. Значит, осталось чуть больше трех недель.
Ну что ж. У меня достаточно времени, чтобы спланировать побег.
Александр поджимает губы, явно недовольный: — Я не это сказал.
Моргаю, удивленная его смелостью. Никто так не разговаривает с моим отцом. Красные пятна на щеках говорят о том, что он сдерживает себя. Скорее всего, отец нуждается в этом соглашении.
Если бы он был добрее ко мне, я бы, возможно, пожалела о том, что планирую сделать.
— О? — напряженно спрашивает отец. — Что у вас на уме, мистер Романов?
— Прошу прощения за любые недоразумения, — я буквально не встречала ни одного человека, который бы врал так же хорошо, как мой отец и этот мужчина. От этой напускной вежливости тошнит. — Я бы хотел поскорее перейти к нашему соглашению. Ты знаешь, что мы можем тебе предложить, Бьянки. Предложение действительно только в течение двадцати четырех часов.
Что он предлагает? Жадные глаза отца чуть не вываливаются из глазниц, он кивает, его щеки трясутся от энтузиазма.
— Как скоро вы хотите сыграть свадьбу?
Александр переводит взгляд на меня и поджимает губы. Вместо того чтобы ответить отцу, он задает вопрос мне: — Мне сказали, что у тебя есть склонность к побегу. Нравится ли тебе бегать, Харпер?
Тот факт, что он только что озвучил именно тот план, который я задумала, заставляет меня неловко съежиться. Это... нехорошо.
Я облизываю губы и сглатываю, небрежно пожимаю плечами.
— Я... сбегала, когда была моложе, — мой голос странно хрипит. Это правда. В детстве я постоянно собирала чемодан, чтобы сбежать. Меня каждый раз наказывали, но это стоило того, чтобы хоть ненадолго притвориться, что я не под маминой юбкой.
— Ложь я тоже не терплю, — говорит он отрывистым тоном. — Мне известно, что последний раз ты сбежала полгода назад.
Мои щеки пылают от негодования. Откуда он знает?
Брат качает головой: — Я уже рассказал правду и то, что его может ожидать. Не зря же мы сделали все, чтобы это произошло как можно скорее.
Но есть причина, по которой я бегу, и она не имеет ничего общего с тем, что они думают.
Я не ребенок. Я не выбегаю на встречную полосу.
Я нахожу способ сбежать, чтобы побыть наедине. А потом всегда возвращаюсь домой, как птица, прилетевшая в свою позолоченную клетку.
Отворачиваюсь и не смотрю на него.
Незнакомец цокает языком: — Ты избаловал ее, Бьянки.
Брат сжимает мою руку. Кусаю щеку, чтобы не огрызнуться. Я не такая, как другие итальянские принцессы. У меня нет ни гроша за душой. Нет кредитных карт. Никаких пособий.
— Избалованная? — с принужденным смешком говорит отец. — Мне нравится думать, что она возможно, немного избалованная.
Вряд ли. Еще одна ложь.
— Вы устроили мне брак с непокорной, взбалмошной и неуклюжей женой, единственное достоинство которой — заурядная внешность. В России она не сравнится с большинством женщин, — он качает головой. — У вас есть еще дочери?
Да? Ну что ж, он может забирать свою высокопоставленную задницу обратно в Россию.
У меня щиплет в носу и пылают щеки, когда они продолжают говорить обо мне так, словно я манекен, выставленный на всеобщее обозрение.
— О, я его единственная и неповторимая, и поверь, не избалованная, — огрызаюсь и поджимаю губы, чтобы не заговорить снова, когда мать задыхается, а отец смотрит на меня. Мне приходится тщательно подбирать слова.
Романов выглядит слегка забавным, если судить по слабому движению его губ.
— Хм. У меня нет другого выбора, и, возможно, я ошибся. Никогда не думал, что мне так повезет с будущей женой, которая будет такой скромной.
Добавьте к этому списку сарказм. Превосходно.
Я скрещиваю руки на груди.
— И я никогда не думала, что мне так повезет, и мой будущий муж будет таким нежным и добрым. Я надеялась на хоть немного привлекательного, но, думаю, нищие не могут выбирать.
В его глазах горит огонь.
— Жизнь полна сюрпризов, не так ли?
— Действительно.
— Хорошо, хорошо, — говорит отец, потирая руки, как жадный засранец, готовый погладить лампу с джинном и загадать свое желание. — Вы говорите, что предложение действительно только в течение двадцати четырех часов, но нам это не нужно. Мы бы хотели согласовать все сейчас.
Сейчас?
Говорю себе, что нужно подождать, пока он уйдет, а потом уже разрабатывать план. Прикусить язык. Держать себя в руках.
— Отлично, — говорит Александр, коротко переведя взгляд на меня. — Мы уезжаем немедленно. Спасибо, что согласились.
Подождите.
Немедленно?
Даже мать выглядит потрясенной, ее рот открыт, а поза напряжена, она прижимает руку к груди.
— Как немедленно, мистер Романов?
Он не удосуживается посмотреть на нее, когда отвечает: — Да. Я хочу пожениться на выходных. Попрошу своих людей подготовить бумаги и отправить их вам.
Мама бледнеет, а брат кивает. Он знал это. Он, блядь, знал.
— Я ничего не собрала. Я не готова.
Хватаюсь за оправдания, отчаянно пытаясь объяснить, почему не могу просто уйти. Непреодолимый прилив паники заливает меня, как ледяная вода в венах, а в животе поселяется тяжелый, как свинец, ужас. Я не могу уйти.