— Я соберу ее вещи, — говорит Сол.
— Не нужно, — говорит Александр, его акцент усиливается. — Ей ничего не понадобится из дома. Со мной она начнет все с чистого листа. Я сейчас попрошу своего водителя подъехать, — он подносит телефон к уху и что-то говорит по-русски.
С чистого листа.
Я смотрю, как он достает что-то из кармана. Чековая книжка? Кто в наше время пользуется чеками?
Бледные глаза отца блестят, когда он смотрит на чековую книжку, как дракон на груду золота, притягиваясь к ней так, будто от этого зависит его жизнь. Если Романов думает, что ему действительно дадут приданое...
— Я выпишу вам чек на все свадебные расходы при условии, что она уедет со мной прямо сейчас.
— Не знаю, подходит ли мне это, — говорит отец, лживый, жадный ублюдок. Ему совершенно наплевать на меня, он только пытается торговаться. — Невинность моей дочери, Романов...
Я отворачиваюсь, горло сжимается. Он выставляет меня девственницей. В итальянской мафии девственность — практически обязательное условие для брака по расчету.
Но как насчет... русской мафии? Как это работает?
Отец знает, что я не девственница. Именно поэтому он презирает и хочет от меня избавиться. Они обманывают Романова, и когда он узнает... а он обязательно узнает...
— Не строй из себя альтруиста, Бьянки, — скучающим голосом говорит Александр. — Я не прикоснусь к ней до нашей свадьбы. Но если добьюсь своего, это произойдет через два дня.
Я подавляю вздох.
Через два дня.
Как я смогу сбежать? Если он заберет меня сейчас...
— Я не могу ничего упаковать? — мой голос дрожит. Я не забочусь о своей одежде, но есть несколько особых безделушек, которые имеют для меня значение. Маленькая коробочка с локоном волос, сложенная фотография и крошечный брелок — все это мое. Они должны быть со мной.
— Нет, — он встает. — Мы договорились или нет?
Отец поднимается вместе с ним, его жадные глаза расширяются.
— Да, конечно.
Мать стоит рядом с ним, побледнев.
Я качаю головой, когда реальность ситуации обрушивается.
— Я... я не могу пойти с тобой сейчас. Нет. Я не пойду. Я даже не знаю тебя. Я не могу вот так просто бросить всех и вся. Если ты хочешь, чтобы я вышла за...
— Харпер, — огрызается мама. Брат смотрит в каменном молчании. Отец выглядит, будто сейчас упадет от инфаркта, когда понимает, что я не собираюсь уходить просто так. Я хорошо знаю этот взгляд, красные пятна на лице, тонкую линию губ. Удивительно, что у него не лопнул кровеносный сосуд.
Я качаю головой, и мне приходит в голову странное воспоминание из старшей школы. Школьный учитель поэзии, стоящий перед классом, положив руку на сердце, читал стихотворение. Стихотворение о смерти, о том, как нужно бороться. Оно мне так понравилось, что я пришла домой и выучила его наизусть.
Хоть мудрецы и знают, что тьма — это правильно,
Потому что их слова не породили молний,
Они не уходят тихо в эту добрую ночь...
Бунтуйте, бунтуйте против угасания света.
— Харпер. Поезжай с мистером Романовым, — горячо убеждает мама, словно желая уговорить меня сделать невозможное. — Он хорошо о тебе позаботится.
Я бы рассмеялась, если бы не была так напугана.
Качаю головой. Нет. Я не пойду. Я не могу.
Мой будущий муж снимает пиджак. Натянутая ткань рубашки плотно прилегает к прессу, бицепсы выпирают. Отлично, он сильный. По крайней мере, друзей-неудачников отца было бы легче обогнать. Он переводит взгляд на отца.
— Мы договорились или нет, Бьянки?
Сердце подпрыгивает в горле. Боже мой.
Отец кивает, обмахивая себя сложенным чеком.
— Да. Мы договорились, — его холодные глаза сужаются на меня, и он машет чеком в мою сторону. — Забирай ее.
Я качаю головой и отступаю: — Ты не можешь меня забрать.
Я чувствую тело брата у себя за спиной. Его руки тянутся, чтобы схватить меня, прежде чем Романов огрызается: — Только тронь ее, и я убью тебя на хрен. Она теперь моя.
О, Боже. Тошнота закручивается в животе. Руки трясутся. Сейчас или никогда.
Подождите. Мой брат умрет, если дотронется до меня.
Он не сможет остановить меня. Это единственный шанс.
Я набираюсь храбрости и делаю глубокий вдох.
Изо всех сил наступаю на ногу брата. Локтем, неуклюже пихаю его в сторону Романова и вырываюсь вперед.
Соплячка так чертовски предсказуема.
Но я не знал, насколько она быстрая.
Как только сбегает от своего бесполезного брата, она направляется в коридор. Я отпихиваю его с дороги и прохожу мимо, выходя в коридор вслед за ней. Она уже опережает меня на десять футов, убегая, как маленький испуганный кролик от голодного волка.
Беги, девочка, беги.
Я закатываю рукава, наблюдая за тем, как она выбирает, куда бежать дальше. Позади меня кричит ее мать, что-то неразборчивое на итальянском. Ее отец ругается, а брат что-то бормочет.
Итальянцы. Всегда драматизируют по любому поводу.
Я иду к двери, когда вижу, как выскальзывает пышная медово-русая копна волос. Она милая и выглядит гораздо более целомудренной вживую, чем я ожидал, будучи Бьянки. Волосы цвета золота, высокие скулы, стройное соблазнительное тело, безупречно одетое в дизайнерскую одежду.
Было понятно, что она любит бегать.
К сожалению для нее, я тоже.
Даю ей небольшую фору. Пусть думает, что может выиграть, и убежать от меня. Я поймаю ее, и когда это произойдет, то накажу.
Сворачиваю за угол дома и звоню своему водителю. Василий отвечает на первый звонок.
— Ты видишь ее?
— Она идет сюда?
— Да.
Как только увидел, как Бьянки привел ее ко мне, я понял, что она из тех, кем они помыкают. Мне наплевать на незнакомых людей, но я не позволю Бьянки обмануть меня. Я знал, что, если оставлю ее хотя бы на день, она сбежит.
Я не вернусь домой с пустыми руками.
Осматриваю территорию поместья и поначалу не замечаю ее. На улице темно, но, к счастью, светит полная луна. В потоке лунного света замечаю великолепные ноги.
Преследую ее. Я быстрее, но она знает дорогу, что даст ей преимущество в темноте.
Мы поиграем в кошки-мышки. Я всегда любил острые ощущения от погони.