Роза начинала медленно закипать, темные глаза Шэн Ксиулань (как гласила табличка на ее рабочем столе) взирали твердо, без капли сомнения. Несмотря на то, что они вошли в приемную почти одновременно, юная ведьма проигнорировала секретаря, без лишних расшаркиваний заявив, что Тиссен уже ждет, и даже успела постучать в ректорскую дверь, на что невидимая силовая волна тут же отпихнула гостью на пару шагов. Затем в ход пошли и откровенные угрозы, но упрямая дамочка оказалась непреклонна или все-таки распознала откровенную ложь.
– Повторяю еще раз, прозелит Штейн, – методично проговаривая слова, секретарь обошла свой стол, так и не усевшись в кресло, как бы намекая: еще шаг, и она буквально грудью отстоит начальнический покой. – Разворачивайтесь и идите.
Удивительно, но угрозы хрупкой азиатки не показались Розе смешными, преграда лишь все сильнее раздражала, даже заставляла невольно сжать в наступающем гневе кулаки. Плевать она хотела на чье-то мнение, Тиссен должен ее выслушать, ведь после допроса поговорить лично она так и не успела. И если для того, чтобы ректор ее выслушал, нужно немного истерик – она готова ее представить.
– Ле Клерк, – коротко отозвалась прозелитка и будто бы даже специально слегка подняла подбородок, ведь иначе смотреть на секретаршу свысока не выходило. – Прозелит Ле Клерк. И вы должны понимать, дамочка, что вообще не в ваших интересах мне мешать. Ректор вам за это спасибо уж точно не скажет.
Брови Шэн взлетели так высоко, что ее глаза превратились в щелки. При всей своей миловидности она не была уже так молода, сколь пыталась таковой казаться за счет яркого макияжа и преимуществ азиатской внешности.
– Ой ли… Новый статус не слишком давит на плечи? Вы все еще прозелит Сертонской академии, Штейн, – характерная интонация расставила нужные акценты. – А правила для прозелитов одни вне зависимости от происхождения, и да, на будущее: о ректорской протекции должен знать хотя бы он сам. И если поступит определенное распоряжение – пожалуйста, а пока – можете быть свободны.
Ведьма не любила отступать, но в этот раз пришлось подчиниться. Она хлопнула дверью в приемную с такой силой, что и до Тиссена наверняка должен донестись шум. Прошло уже несколько часов, но Розу все никак не отпускало чувство какой-то противоестественной вины. Тот взгляд, в котором искупал ее ректор, полнился нескрываемым недовольством, именно он буквально принудил ее попытаться объясниться. Но, видимо, не судьба. А все из-за того, что они сами вынудили ее признаться. Этим утром все происходило слишком быстро, никто не удосужился не дать ей ни совета, ни хоть немного приободрить. Когда они вместе вернулись в кабинет, играющий роль допросной, отец Альтера всё ещё бушевал. Он клялся Торнтону в кончине его полицейской карьеры, отчитывал почему-то отсутствующего городского маршала на месте скандального убийства, едва не хватал дознавателя за грудки и только при появлении Тиссена замолчал.
– Напавший на моего сына должен быть найден, Тиссен, должен быть найден и убит, вы ведь умеете это лучше всего, я в долгу не останусь, – уговаривал он, рывками распутывая хитро завязанный шейный платок, пока глава Академии буравил аристократа прямым равнодушным взглядом. А Розе уже тогда стоило задуматься, что о ректорах учебных заведений обычно так не говорят, но это же был, черт возьми, магический мир, в котором все наперекосяк, да и та разрывающая еретиков сфера никак не выходила из ее головы. Остальные присутствующие в кабинете молчаливо сливались с декорациями, настолько неуместной оказалась эта просьба, подал голос лишь дознаватель:
– При всем уважении, господин Альтер, это подстрекательство…
– Заткнитесь, мрак вас раздери!
– Прошу, Аластор, – Виткова напоминала курицу-наседку, пляшущую ритуальный танец вокруг языческого идола. Усадив Альтера на освободившийся четой Форци диван, она материализовала из ниоткуда бутылку из темного стекла, наполняя хрустальный бокал янтарной жидкостью, который возрастной мужчина опустошил одним махом. – Эта девочка – единственный оставшийся свидетель, она подтвердит невиновность вашего сына, и вскрытия воспоминаний не потребуется.
Полупрозрачные глаза недвижимой Офелии опасно блеснули, тогда как ректор оставался совершенно невозмутим. Виткова сделала свой шаг в партии против Тиссена играючи, будто незаметно сообщив, что именно нужно сказать, но ректор уже опередил ее, даже не вернувшись в собственный кабинет.