– Дальше, Роза, – в твердом голосе главы Сертона прозвенел металл. Все те секреты, которые ей приходилось беречь все время нахождения в Убежище, Тиссен разбивал играючи, спокойно, даже равнодушно открывая всё новые и новые тайны, ничуть не удивляясь открытиям. Первокурсница связалась с Инквизицией? Решаемо. “Что вообще могло удивить эту глыбу”, промелькнуло в голове Штейн. – Контрольный вопрос – с кем ты спала?
– Какого черта это вас вообще интересует, – стараясь игнорировать изменившееся внимание кураторши, ее почти брезгливый вид, сердито выпалила ведьма. – Проректорский план по вашему свержению – нет, а с кем я спала – да?
– Марта, в отличие от тебя, скучающе предсказуема. Кто? Это хотя бы адепт? Бруно? Мне слишком часто докладывают об его достижениях в “Нефритовой орхидее”.
– О нет, ректор, Бруно не сводит глаз с Сони. И не только глаз.
До этого момента она всерьез считала, что видела максимальный эмоциональный диапазон главы Сертонской Академии Магических Искусств, но за всё время их разговора Тиссен не злился так сильно, как при упоминании Белавиной. Его серые глаза потемнели до черноты, а лицо приобрело какой-то сверхъестественный рельеф из-за набежавших на вполне человеческие черты теней. Тогда он начал пугать, не на шутку пугать, особенно когда замолчал, глядя на прозеликту исподлобья, который венчал колоритный вдовий пик.
– Офелия, приступай, – коротко приказал он и отступил, снова опускаясь на место, в котором располагался до момента, как Роза начала его злить. Грир сделала несколько шагов к ней, оставив перчатки на освободившемся от медицинского оборудования столике, и вытянула из потайного кармана в подоле платья нечто похожее на колбу с хитрым механизмом вместо пробки.
– Прозелит Штейн, снимите медальон, – снова велела Грир, на что девушка отрицательно покачала головой, вцепившись в каркас кушетки под собственными бедрами. Куратор попыталась что-то сказать, что-то вроде “чувства ответственности и справедливости”, но Роза пропустила ее слова мимо ушей, ведь расположившийся в нескольких метрах Тиссен молча поднял раскрытую ладонь, и цепочка артефакта звонко расщелкнулась. Кулон сорвался с ее шеи, будто был привязан леской и, оказавшись в мужских пальцах, окутал змеей его широкое запястье. Норикер как-то суетливо заправила волосы за уши и поспешила ретироваться из своего же кабинета.
– Как вы… – прохрипела ошеломленно прозелитка, темный ректорский взор полыхнул магией, и низкий тембр вновь призвал Грир.
– Офелия.
Штейн отчетливо помнила льдисто-голубые глаза куратора, внимательно, почти гипнотизирующе следившие за ней, ее прохладные пальцы на висках, и тот миг, когда она словно провалилась в глубинную тьму без сновидений.
– Как вы смели? Кто дал вам право?
– У меня оно уже есть, Роза. Как и обязанности.
– Как вы тогда проникли в мой разум тогда, в этом… Форте Исхода? Я была с кулоном, почему у вас это вышло? Как вы сумели снять его с меня? Кто вы такой?
Она еле ворочала языком, следя за собственными безвольно повисшими конечностями. Крепкие ладони ректора прижимали ее к сильному, могучему мужскому телу, и будь Штейн хоть немного в более вменяемом состоянии, она бы наверняка получила удовольствие от подобного типа перемещений. Он поднял ее на руки сразу же, как только унизительная процедура завершилась, Роза не запомнила ни лица Грир, ни Норикер, что подсовывала ей под нос что-то отвратительно пахнущее.
– И что вы собрались делать со мной дальше, Тиссен? – после произошедшего стоило сострить, но этот вопрос возник на устах Розы больше невольно.
– Нужно разорвать связь, забрать у инквизиторов твой маяк. Выспишься, утром уйдем в старый мир. Думаю, обладательнице перстня нужно его вернуть.
Мимо нее прошли и слова о старом мире, и о том, что у инквизиторов нужно что-то отнять, Роза могла лишь прижиматься к груди Тиссена и пытаться держать голову ровно. Послышались всполохи магии, Штейн моргнула: потолок перед глазами показался слишком знакомым. Ректор принес ее в общежитие, в ее комнату. Офелия Грир сотворила с ее головой что-то совершенно необъяснимое, иначе не объяснишь то, зачем она вдруг пробормотала: