– Нужен бессрочный отпуск, Алард, только предупреди.
В голосе Кассиана не слышалось беспокойство, он констатировал факт. До Штейн доходили слухи, что в прошлом году ректор почти не появлялся в Сертоне. Многие удивлялись тому, как колдун резко явился уже в начале этого года и так часто встречался в академических коридорах, заставляя студентов нервно оглядываться. Для Розы же знакомство с главой Академии и вовсе вышло каким-то уж слишком тесным. По всей видимости, раньше ересиарх отнимал большую часть его времени, иным и не объяснишь то, как Тиссен обратился к нему по имени, когда явился за Розой после похищения культистами. Культ и ересиарх – вот одна из нитей, что связывала ректора со столичным делегатом, который в свою очередь наверняка прятал за своей должностью пару менее благородных обязательств. Слишком цепким был его взгляд, слишком острым внимание для политика, которому больше подходила маска палача.
– Нет, это всё нужно закончить, – покачав головой, ректор вновь поднял позабытый бокал.
– А она, видимо, терпелива, – с нажимом пророкотал Сивер.
– Она прекрасна, – с тем же акцентом на нужном слове ответил Тиссен.
В его голосе послышалось нечто такое, что очевидный вывод возник сам собой: та самая Аннора получила отставку. И кто же эта таинственная новая избранница, от упоминания которой эти стальные, суровые глаза так блестят? Тиссен знал о Штейн слишком многое, многое узнал даже против воли своей подопечной, и имя новой ректорской любви будто бы уравняло ведьму в очках, но мужской разговор вдруг ушел совсем в другое русло.
– Нужно инициировать Розу. Как можно скорее, – с тихим щелчком ониксового портсигара, заявил Кассиан, плотно сжимая губами сигарету.
– Я бы не инициировал ее вовсе, Сивер.
Ей совсем не понравилось, насколько убежденным показался этот вывод. Вмиг позабылись и чьи-то любовницы, и злость за проникновение в память.
– Из-за культистов?
– Нет. Из здравого смысла, – пояснил ректор и сделал новый глоток из янтарного хрусталя. – Ты сам видел ее. Теперь я не буду тебе казаться ворчливым стариком, постоянно жалующимся на оголтелую молодежь.
Делегат ухмыльнулся и покачал головой, легким движением руки придвинув к себе полупустую пепельницу. Сигаретный дым медленно заполнял малую гостиную, однако запах табака не вызывал такого едкого отторжения. Кассиан курил слишком часто, так часто, что это уже можно было назвать зависимостью.
– Сочувствую, старик, – выдохнул Сивер и странно склонил набок голову, на что ректор молчаливо ответил легким кивком. – Нам давно нужно поговорить о новом делегате, Алард. Как удачно, что нас даже никто не подслушивает. Заседание назначено на неделе Либерона. Твое решение?
Когда Тиссен поднял твердый взгляд, направив его ровно в узкую щель незапертой двери, Штейн поежилась и с тихим шорохом упаковки отняла оттаявшую фасоль от окончательно окоченевшего лица. Кассиан вальяжно откинулся на спинку дивана, развернувшись к двери полубоком, так что девушка отчетливо разглядела его смеющиеся золотые глаза.
– Роза, мы уходим через полчаса. Иди наверх, – приказал ректор и щелчком пальцев запер дверь прямо перед ее носом. Более прозрачный намек заняться своими делами сложно было придумать.
* * *
Мирабелла выделила Кларе пару комнат на втором этаже поместья, которые вполне походили на апартаменты. Удивительным было то, что в доме, где ютились по меньшей мере два десятка сирот, нашлись свободные комнаты, оборудованные большой, двуспальной кроватью с тяжелым балдахином и небольшим, но уютным соседним помещением, совмещающим в себе функции маленькой гостиной и скромного кабинета. С просторами и светом их дома местное убранство сравнить было сложно, но все понимали: возвращаться в особняк обеим из Штейнов в ближайшее время пока не стоило.
Даже после принятия ванны, Клара вернулась в спальню уже с перчаткой на правой руке. Говорить о случившемся не хотелось, да и о чем говорить, если вернуть отрезанный палец могли лишь магомедики Убежища, а Клара ясно дала понять, что покидать старый мир она не собирается, иначе не было бы смысла присягать главе иного Ковена. Роза молча положила рубиновый перстень на стоящий у кровати трельяж и снова отвернулась к окну: там, где начиналась узкая, протоптанная тропа глубже в лес, виднелся мрачный высокий силуэт Тиссена. Он стоял у серого надгробия под одинокой голубой елью уже почти восемь минут, магией сотворив на камне венок из белых первоцветов. Закатные лучи окрасили лепестки на снегу в ярко-оранжевый цвет, а мужчина все продолжал стоять, держа руки в карманах пальто с пятнами крови на длинных полах.